— Думаю, они уже ни к чему.

— Это почему же? — удивился Кулагин.

— Понимаешь… — и Петр замялся.

— Понимаю, не густо. Но если надо, организуем встречу со Струком, чтобы, как говорится, лицом к лицу…

— Чего?! С этой сволочью?

— Да ладно тебе. Не комплексуй, делов-то. Я их подлые рожи вижу каждый день — и ничего.

— Одно — видеть, а другое — жить.

— Не заморочивайся. Человек ко всему привыкает.

— Легко сказать. А если сорвусь? Задание насмарку.

— Перестань! Лучше тебя его никто не выполнит.

— И все-таки как представлю, что с гадами жить и из одной миски хлебать, так колотить начинает, — продолжал терзаться Петр.

— Зря себя накручиваешь, смотри на это проще.

— Стараюсь, ни черта не получается. Башка скоро расколется.

— Ты вот что, — Кулагин понизил голос, — лучше подумай о Зинаиде, ведь мается бедная баба.

— Что-о?

— А чего я такого сказал? Все при ней. А попка? Как орех, так и просится на грех.

— Да иди ты! — вспыхнул Петр.

— Все-все, ухожу, а ты присмотрись; глядишь, голове легче станет, — хмыкнул Кулагин и вышел в горницу.

В сенях еще какое-то время звучали голоса, затем скрипнула петлями входная дверь, и в доме воцарилась тишина. Петр проводил взглядом мелькнувшую за окном внушительную фигуру Кулагина и посмотрел на папку. В нем проснулось любопытство.

Рука потянулась к папке, и под пальцами зашелестели протоколы допросов гитлеровских агентов, захваченных особистами, схемы расположения зданий и сооружений аб-вергруппы-102 в городе Славянске. На глаза попались листы со знакомым почерком Струка — и кровь прихлынула к лицу Петра. Перед ним, как наяву, возникла с поразительной точностью картина боя у моста…

Отряд, зажатый между дорогой и рекой, попытался вырваться из кольца. Но гитлеровцы подтянули минометную батарею, интенсивным огнем накрыли отряд и отсекли отход к лесу. Спасение было только за рекой. Те, кто уцелел, решились на отчаянный шаг — прорываться к мосту. Петр поднял бойцов в атаку. Смяв первую цепь гитлеровцев, они вырвались на мост. Впереди, в десятке метров, начинался спасительный берег, и тут с обеих сторон обрушился кинжальный огонь пулеметов. Западня, устроенная Струком, захлопнулась. После этого гитлеровцы бросили в бой полицаев.

Пьяная орава в черных бушлатах, сотрясая воздух отборным матом, высыпала из перелеска и устроила безжалостную охоту на измотанных боем и голодом красноармейцев. Они, израсходовав все патроны и гранаты, не собирались сдаваться и бросились в рукопашную. Клубок человеческих тел, изрыгающий проклятья и стоны, скатился в болото. Зловонная жижа отбирала последние силы у раненых и слабых. На другой берег вместе с Петром выбрались всего девять человек.

Все это и истязания, которым подверглись попавшие в плен красноармейцы, излагал Струк в своих показаниях. У Петра уже не оставалось сил читать дальше. Он швырнул на стол эти, казалось, сочащиеся кровью его бойцов листки и заметался по комнате. В нем все клокотало от ненависти к предателю. Отбросив штору в сторону, он закричал:

— Зина, самогону!

Голос, а больше его вид напугали ее. Всплеснув руками, она вскрикнула:

— Божечка, та шож случилось? Петро, на тебе лица нэма!

— Самогон! Самогон давай! — твердил он и молотил кружкой по столу.

— Щас-щас, — запинаясь, повторяла она, трясущимися руками достала из кладовки бутыль и плеснула в кружку.

— Себе тоже! — потребовал Петр.