Она еще не закончила говорить, когда поняла, что наделала. Есть вещи, о которых ей не следовало бы забывать. Глаза Томаса зажглись холодным вызовом, и он шагнул ей навстречу. Она сама нечаянно спровоцировала его, и теперь он должен был наглядно продемонстрировать ей, за кем остается последнее слово.

Наклонившись, он уперся в ручки кресла — и Эвелин не успела опомниться, как оказалась в кольце его рук. Томас поцеловал ее, и она капитулировала моментально, ответив на его поцелуй с обезоруживающей готовностью и страстью.

Внезапно Том вздрогнул и резко выпрямился, взгляд его был тяжелым и жаждущим.

— Что ты наденешь сегодня вечером?

— Не знаю… А разве это имеет какое-то значение?

Она никогда не думала, что его глаза могут быть бездонными.

— Абсолютно никакого. Потому что через пять минут после того, как мы запремся в номере, я немедленно раздену тебя.

Впечатление от его слов было оглушительным. Когда Эвелин снова открыла глаза, в комнате уже никого не было.

… Если он увлечен ею хотя бы наполовину того, как она увлечена им, он не сможет лететь сегодня на своем чертовом самолете.

Вновь нахлынул страх, тошнотворным комком подкатил к горлу. Эвелин потребовалась вся ее воля, чтобы справиться с собой, и ей удалось сделать это только потому, что в глубине души она знала: когда дело касается полетов, жесткий самоконтроль помогает Томасу Уиклоу выкинуть прочь любые мысли и чувства, не относящиеся к самолетам — единственной привязанности в его жизни. Это была горькая правда, она причиняла боль, но одновременно несла и успокоение — ведь это означало, что с полковником Уиклоу все будет в порядке. А это было главное.

Фил взял себе за правило приходить на работу раньше Брюса, но сегодня Эвелин, видимо, сбила весь его распорядок дня, поэтому ей пришлось встретить Брюса в гордом одиночестве. Он вошел, окинул ее холодным неприязненным взглядом, налил себе кофе и молча сел за свой стол.

Последнее время Эвелин почти не обращала на него внимания, а сегодня была настолько взвинчена, что едва заметила его присутствие. Она сидела за столом, разрываясь между страхом и предвкушением упоительной близости с Томом. Часть се сознания упорно перебирала опасности, грозящие ему во время полета, в то время как другая часть рисовала сладострастные картины предстоящей ночи. Она не узнавала саму себя, но это была правда, она действительно с трепетом ждала того, что должно было произойти этой ночью, и даже мысль о боли, которая неизбежно ждала ее во время предстоящего соития не могла остудить лихорадочного волнения.

Она хотела Томаса, он был нужен ей как воздух, и это было главным. Так что на фоне всесокрушающего желания страх боли уносился прочь, как песчинка в водовороте.

Но сначала нужно пережить сегодняшние полеты…

— Мечтаешь о верном дружке?

Эвелин рассеянно заморгала.

— Что?.. Прости меня, ты что-то сказал?

— Ничего особенного, просто поинтересовался твоими амурными делишками. Надо сказать, ты меня слегка удивила, ведь раньше ты, кажется, бежала от мужчин, как от огня? Захотелось разнообразия в интимной сфере?

Неопытность вовсе не означает неосведомленность, поэтому Эвелин прекрасно поняла, на что намекает Брюс. Она смерила его холодным взглядом, предвкушая открытый честный поединок, безо всяких недомолвок и эмоций.

— Знаешь, Брюс, в школе я всегда была намного младше своих одноклассников и только в колледже я доросла до того момента, когда мальчики наконец обратили на меня внимание.

На красивом лице Брюса явно читалось недоумение.

— Ну и что из этого?

— А то, что они приставали ко мне, потные, разгоряченные, уверенные в том, что я знакома с правилами игры, а ведь я не знала ничего о мужчинах и отношениях с ними! Я почти никогда не общалась с детьми своего возраста.