Ему ведь
лет, кавторангу, сорок не сорок, а около.
Холод градусы набирает. Руки в работе, а пальцы все ж поламывает сквозь
рукавички худые. И в левый валенок мороза натягивает. Топ-топ им Шухов,
топ-топ.
К стене теперь нагибаться не надо стало, а вот за шлакоблоками --
поломай спину за каждым, да еще за каждой ложкой раствора.
-- Ребята! Ребята! -- Шухов теребит. -- Вы бы мне шлакоблоки на стенку!
на стенку подымали!
Уж кавторанг и рад бы, да нет сил. Непривычный он. А Алешка:
-- Хорошо, Иван Денисыч. Куда класть -- покажите.
Безотказный этот Алешка, о чем его ни попроси. Каб все на свете такие
были, и Шухов бы был такой. Если человек просит -- отчего не пособить? Это
верно у них.
По всей зоне и до ТЭЦ ясно донеслось: об рельс звонят. СъЈм! Прихватил
с раствором. Эх, расстарались!...
-- Давай раствор! Давай раствор! -- кричит бригадир.
А там ящик новый только заделан! Теперь -- класть, выхода нет: если
ящика не выбрать, завтра весь тот ящик к свиньям разбивай, раствор
окаменеет, его киркой не выколупнешь.
-- Ну, не удай, братцы! -- Шухов кличет.
Кильдигс злой стал. Не любит авралов. У них в Латвии, говорит, работали
все потихоньку, и богатые все были. А жмет и он, куда денешься!
Снизу Павло прибежал, в носилки впрягшись, и мастерок в руке. И тоже
класть. В пять мастерков.
Теперь только стыки успевай заделывать! Заране глазом умерит Шухов,
какой ему кирпич на стык, и Алешке молоток подталкивает:
-- На, теши мне, теши!
Быстро -- хорошо не бывает. Сейчас, как все за быстротой погнались,
Шухов уж не гонит, а стену доглядает. Сеньку налево перетолкнул, сам --
направо, к главному углу. Сейчас, если стену напустить или угол завалить --
это про'пасть, завтра на полдня работы.
-- Стой! -- Павло от кирпича отбил, сам его поправляет. А оттуда, с
угла, глядь -- у Сеньки вроде прогибик получается. К Сеньке кинулся, двумя
кирпичами направил.
Кавторанг припер носилки, как мерин добрый.
-- Еще, -- кричит, -- носилок двое!
С ног уж валится кавторанг, а тянет. Такой мерин и у Шухова был до
колхоза, Шухов-то его приберегал, а в чужих руках подрезался он живо. И
шкуру с его сняли.
Солнце и закрайком верхним за землю ушло. Теперь уж и без Гопчика
видать: не только все бригады инструмент отнесли, а валом повалил народ к
вахте. (Сразу после звонка никто не выходит, дурных нет мерзнуть там. Сидят
все в обогревалках. Но настает такой момент, что сговариваются бригадиры, и
все бригады вместе сыпят. Если не договориться, так это ж такой злоупорный
народ, арестанты, -- друг друга пересиживая, будут до полуночи в
обогревалках сидеть.)
Опамятовался и бригадир, сам видит, что перепозднился. |