Начинал Нагибин блистательно. Он написал великолепные «Чистые пруды» – цикл рассказов о Москве, предвоенных рассказов о взрослых детях, преждевременно сформировавшихся, удивительно ярких, удивительно обречённых, в каждом звуке обречённость. Он был болен этим временем. Это как для Трифонова Дом на набережной стал главным впечатлением жизни, и «Игры в сумерках» он написал об этом.

«В те юные годы» (ужасное название!) – очень удачная повесть о друге и соратнике Нагибина, об Оське, и о Павлике, кумире его детства – таком же, как окуджавский Лёнька Королёв. Вот этим миром московских дворов они все, выросшие, до конца жизни были больны, потому что это была потрясающая среда и потрясающее поколение, поколение выбитое. Но даже в выбитом состоянии, даже когда из них уцелел только каждый четвёртый, они сумели сделать оттепель, сумели подарить Советскому Союзу лучший период его существования. Это гениальные были дети, конечно.

Позднейшие вещи Нагибина, в особенности его рассказы о русских гениях: о Рахманинове, о Тютчеве у него было («Продлись, продлись, очарованье…»), о протопопе Аввакуме – это немножко хрестоматийно, литературно. И главное, что многие его повести и рассказы семидесятых-восьмидесятых годов (как «Срочно требуются седые волосы», знаменитое произведение) очень дурновкусные. «Пик удачи» совсем дурновкусный.

Он очень зависел от эпохи. И когда эпоха стала опошляться, с ней вместе стал опошляться и он. Появилась некоторая стилистическая избыточность, появилась некоторая сальность, ему прежде не свойственная. А когда случилась перестройка, вдруг это всё слетело – и он написал несколько гениальных вещей, из которых самые лучшие, конечно, «Моя золотая тёща» и «Тьма в конце туннеля».

Нет, пожалуй, ещё больше мне нравится всё-таки «Дафнис и Хлоя». Это история его первой любви к первой жене, фамилия её была Асмус. В повести её зовут Даша, а в реальности – Маша. Потрясающая вещь! И опять какой-то прежний тогдашний дух там живёт. Это очень эротически напряжённый текст, безусловно, и очень молодой, по-молодому злой, обидчивый. Нагибин умудряется коснуться самых тонких, самых интимных, самых запретных вещей. Это написано превосходно, просто на грани надрыва какого-то, нервного шока!

Напоследок скажу вот какой парадокс. Конечно, Евтушенко очень любил Ахмадулину, и это совершенно несомненно, у них была настоящая любовь. И Нагибин очень любил Ахмадулину, он стал её мужем потом. В записках-воспоминаниях Евтушенко о ней преобладают тона светлые и даже несколько умилённые. В записках Нагибина (она там выведена под именем Геллы) много злобы, раздражения, даже ненависти, но насколько она живая и прекрасная у Нагибина! Насколько иногда мужская ненависть бывает сильнее, поэтичнее, животворнее мужского умиления, даже мужской любви. Там такая кровь, такой надрыв – и о её романе с Шукшиным во время съёмок «Живёт такой парень» (она там играет молодую журналистку), и о её изменах, о её пьянстве. Ну, она там выходит и порочной, и неотразимой, и при этом святой.