А тут она и пришла, нелюбимость, взаправду.

Накликал или предзнал — Бог ведает; но с восьмого лета моей жизни не покидает меня неизгладимое болевое ощущение, что меня не любят и никогда не полюбят, что я не достоин любви. И всю жизнь я жажду любви, жажду неизмеримо больше, чем нужно человеку на жизнь. Даже когда меня любили потом, я этому слабо верил. Тоска душевного одиночества, ненависть к себе, зависть и ревность посещали меня очень часто…

Первая детская любовь и пробуждение сексуальности обычно не совпадают и сперва не имеют друг к другу никакого отношения.

Именно так было у меня.

Я из числа тех, в ком сексуальность проснулась очень рано и бурно. А рос в то время, когда на вопросы пола было наложено жесткое, ханжеское табу советского толка. Все мои детские попытки что-то узнать об этом, разведать, тем паче изведать — наталкивались на яростное и непонятное сопротивление взрослых.

Однажды привел домой девочку поиграть, мне было пять лет, ничего такого я и в мыслях не имел. И вдруг родители, войдя в комнату, сделали вытянутые лица, возвели очи к потолку и сказали: «Ах!.. Девочку привел». В этом «ах» было и изумление, и какое-то подозрение… Я ничего не понял, но почувствовал, что есть важная разница, девочка или мальчик. Какая-то скрываемая и постыдная, а быть может, и сладкая тайна..

Взрослые сами наводят тень на плетень, а детям, чтобы почувствовать, что дело нечисто, много не нужно.

Так из поколения в поколение передаются всевозможные душевные и умственные кривизны. В историческом времени кривизны эти движутся по закону маятника, по синусоиде у одного поколения (или целого ряда) — криво в одну сторону, у другого — в противоположную. Равновесие — штука трудная, долгая…

Я умел читать с четырех лет, с этого же возраста увлекся животными, очень любил рисовать их. Отличаясь наблюдательностью и фотографической памятью, с самого начала рисовал все подробно, в деталях, для меня важно было сходство с действительностью.

Однажды, читая Брэма «Жизнь животных», я пририсовал всем зверям, изображенным там на картинках, половые органы разных размеров — и в простоте душевной показал с гордостью родителям: «Вот, я подрисовал как правильно! Как по-настоящему!»

Бедные папа и мама впали в прострацию, а когда шок прошел, за мою художническую честность мне дико влетело, папа первый раз в жизни выпорол меня огромным ремнем с металлической пряжкой.

Столь убедительное внушение иного навсегда бы отвратило от натуралистического жанра и поисков истины, но я оказался крепким орешком. Во втором классе я уже развлекал одноклассников рисованием порнографических открыток, чем завоевал у них большой авторитет и звание Профессора.

Меня чуть не вышибли из школы, классная руководительница записала в табель страшные непонятные слова, почти приговор: «Разлагает класс». До сих пор не допонял, что это значило.

Для взрослых мое поведение было непостижимой испорченностью. Они забыли себя. Уже к семи годам любопытный ребенок, если его не держат в пробирке, жаждет познать тайну пола.

Ну а любовь, — первая, чистая, всеохватная и беспомощная — любовь, прилетающая совсем с иного полюса мироздания, может вспыхнуть и тогда, когда человек не знает еще и самого слова «любовь»!.. Но я это слово уже знал. К восьми годам я прочитал много книг, среди них «Приключения Тома Сойера», и влюбленность героя в девочку сопережил глубоко…

…И вот появилась Она — моя первая девочка, которая не была моей ни на час, ни на мгновение… Светлорыженькая, веснушчатая, резвушечка-хохотушечка, на год младше меня.