|
Не очень впечатляет. А истинные чудеса чтоб? Левитация, трансгрессия, телепатия, трансмутация, тушение звезд. Воскрешение покойников, наконец! – Тебе вредно читать низкопробную фантастику… – А что? По-твоему, выходит – миллионы лет развития и ничего такого этакого, грандиозного? Скучно… – Не замечала раньше за тобой некоторой туповатости. Обывательский уровень… – Это потому, что я всегда играл только на своем. – Объясняю на доступном уровне. Ты вот тоже очень могущественный человек, представитель великой цивилизации. Возьму я и телепортирую, как ты выражаешься, тебя в… Какое время ты предпочитаешь в прошлом? – Вас понял. Ты намекаешь, что без современной техники и ноосферы я ничто? Согласен. Но ты специально готовилась… – И ты готовься. К поездке в Древний Рим. Но с собой возьмешь не больше того, что унесешь в руках… Ну? – Надо прикинуть… Он думал километра три. – Выходит, туда вообще почти ничего не возьмешь стоящего. Автомат с патронами, антибиотики, справочники какие-нибудь. Прожить можно и даже крупные беспорядки учинить. А больше ничего. Никакая техника работать не будет, не от чего… – Вот и я в той же ситуации. Пара специально сконструированных под ваше электричество приборов, кое-какая мелочь автономного питания, а остальное в голове. И после прибытия – кружок технического творчества на дому. Новиков словно вдруг потерял интерес к разговору, стал отвлекаться на проносящийся за окном пейзаж, переменил тему. Самое главное он узнал. С помощью некоторых приемов прикладного психоанализа он выяснил – перед ним все та же самая Ирина, а никакая не межзвездная Мата Хари в образе красивой женщины. Остальное пусть выясняет Левашов. Ему даже пришла в голову роскошная мысль, которая вообще меняла всю картинку. Только высказывать ее пока рано. От избытка положительных эмоций он подвинулся к Ирине, приобнял за плечи, поцеловал за ухом. Она дернула плечом. – Не надо. Мешаешь. Видишь, какое движение. Но тон у нее был не строгий. …Набуксовавшись на узких песчаных проселках, к вечеру они все же пробились к глухой селигерской деревне, где отшельничал Левашов. Ирина едва его узнала. Дочерна загорелый, с высветленными солнцем и солью усами и бородой он напоминал средневекового новгородца или помора. Как рассказал ей по дороге Андрей, он оставил свой НИИ и несколько лет уже плавает на новороссийских танкерах инженером-электронщиком, обретя желанную свободу научной мысли, финансовую независимость и право отдыхать по своему усмотрению четыре месяца в году. И сейчас проводит очередной отпуск в рыбалке и размышлениях. …День медленно, как это бывает только в северной России в разгар лета, угасал, и его закат был полон неизъяснимой и непонятной тому, кто сам не видел, прелести. Они втроем сидели в дальнем углу усадьбы, как назвал Левашов купленный в прошлом году громадный пятистенок из кондовых бревен с вырезанной на фронтоне датой: «1914», с заброшенным и выродившимся яблоневым садом. Внизу блестела гладь Селигера, за нешироким плесом отражались в воде стены и башни древнего монастыря, который никто не пытался охранять как историческую реликвию по причине абсолютной удаленности от всякого подобия цивилизации, а дальше, за островом Столбным, склонялось к закату большое медное солнце. В камышах на берегу шелестел ветер. Они сидели в дряхлых плетеных креслах, не спеша отхлебывали пиво из тяжелых, как трехдюймовые снаряды, литых стаканов, и Новиков близко к тексту пересказывал Левашову то, что узнал от Ирины, а сама она, словно это ее никак не касалось, смотрела по сторонам совершенно отсутствующим взглядом, демонстрируя то ли полное доверие к мнению и позиции Новикова, то ли, наоборот, желая показать, что она не хочет иметь со всем этим ничего общего. |
