Он закончил, но было видно, что принятое решение не по душе. Дэвид нахмурился.

– Джонатан, недели недостаточно…

– Это все, что у нее будет, – оборвал он. – Скажи спасибо. Я вообще не должен был и этого делать.

Он повернулся ко мне, и я обнаружила, что стою, вытянувшись во весь рост.

– Ты. Ты поняла, что я только что сказал?

– У меня есть неделя для того, чтобы научиться это делать, или я умру. Согласна.

– Нет, ты не поняла, – поправил он. Его темные холодные глаза смотрели оценивающе, и, видимо, он вновь счел меня придурковатой. – Дэвид только что заявил, что не станет тебя отпускать. Если я перережу вашу связь, и он ее не отпустит, вы оба истечете до смерти здесь, на эфирном плане, и никто не сможет тебе помочь. Ни я, в никто другой. Ясно?

Я с трудом сглотнула.

– Да.

– Теперь все зависит только от тебя. Либо ты сумеешь решить эту задачу, либо заберешь его с собой.

Дэвид умрет из-за меня, потому что я не смогу отбить мяч? Какого черта! Не бывать этому.

– Я сделаю это, – сказала я, – я обещаю.

– Прекрасно. Я рад, что мы понимаем друг друга.

Я не была готова к тому, что произошло дальше, поэтому, когда чья-то рука сомкнулась вокруг моей, появившись откуда-то из-за спины, и рванула меня в стальные объятия, я пискнула, словно полевая мышь, вместо того, чтобы бороться. Руки, державшие меня, были очень женственными, холеными, с ногтями, выкрашенными в ядовито-желтый цвет.

– Не надо со мной сражаться, – прошептал мне в ухо голос Рэйчел. – Ни у одной из нас нет выбора.

Дэвид крутанулся, чтобы оказаться к нам лицом, Джонатан вытянул руку, и Дэвид тотчас застыл, не в силах сдвинуться с места. Его лицо было наряженным и бледным как мел, глаза пылали, но он оказался абсолютно беспомощным.

– Итак, мы договорились, – продолжал Джонатан. – Дэвид мне нужен, и прямо сейчас. Дела джиннов ждать не станут. Поэтому ты должна будешь отправиться в школу-интернат. Никаких бой-френдов, опекающих тебя, никаких особых предпочтений. Ты должна заслужить свое место под солнцем, и это будет не просто. Тебе ясно?

Ясно мне не было, но я обнаружила, что в любом случае не могу сказать ни слова. Я бросила полный отчаянья взгляд на Дэвида и увидела, что он в ужасе, если не больше. Я физически чувствовала«Нет!», вибрировавшее в пространстве между нами.

– Господин, – спросила Рэйчел, – куда мне отвести ее?

Прищуренные темные глаза Джонатана прошлись по мне в последний раз. Он смотрел так, как смотрел бы сержант на чрезвычайно костлявого новобранца.

– Патрик, – сказал он. – Отведи ее к Патрику.

Дэвид выдал сдавленный вопль протеста, но было слишком поздно. Мир вокруг меня – Джонатан, Дэвид, кабинет – растворился, когда Рэйчел увела меня прочь.

И тут же, вообще без какого-либо ощущения перемещения, мы оказались стоящими в одном из переулков Манхэттена. Хотя нет. Это Рэйчел стояла в переулке, я же парила вокруг как… цветок в проруби, пытаясь сообразить, как снова надеть собственную кожу. Проклятье.

Она стояла, скрестив на груди руки, и смотрела на тот пространственный план, где болталась я. Рэйчел развлекалась. Потом она изучила свои безукоризненные ногти и очевидно решила, что ядовито-желтый больше не является цветом дня. Ее брючный костюм стал ярко-оранжевым, ногти приобрели яркую закатную смесь оранжевого, золотого и голубого.