Но это путь, еще один путь к Герострату, и хотя ты, Борис Орлов, не относишься к категории Би, все ж и ты член Своры, а значит, и в тебе где-то запрятана путеводная ниточка к Герострату. А про страх забудь, страх затолкни подальше, потому что умирают люди, и хотя ты не видел лиц большинства из них, знания об этом тебе должно быть вполне достаточно, чтобы пересилить, перебороть жалкий, в общем-то, страх.

Так думал я, шагая в библиотеку, где устроилась над очередным альбомом Марина. Я полагал, что она согласится мне помочь. Просто хотя бы из чисто научного интереса. И сумеет удержать себя в руках в случае экстремальном. По крайней мере, мне хотелось на это надеяться.

Но другого, третьего, пути я не видел. Только так. И, отогнав все особенно опасные сейчас мысли и воспоминания, например, о предупреждениях Марины по поводу невозможности постороннему программисту до конца разобраться в самой простенькой программе своего коллеги, я остановился на пороге библиотеки и, опершись плечом о дверной косяк, обратился к Марине прямо:

— Марина, у меня есть одно предложение. Только что приходил Сифоров…

— Есть новости? — подскочила она.

— Новостей нет, — я отрицательно покачал головой. — И это самое плохое. Мы вполне можем упустить Герострата, если уже не упустили. К этому идет. И если наши партнеры, донельзя увлеченные своими затеями, могут продолжать свои игры до бесконечности, то я так не умею и не возьмусь.

— Что же предлагаете вы, Борис?

— Очень простой ход. Когда-то, Марина, я тоже был членом Своры, и вот здесь, — я выразительно постучал себя пальцем по виску, — тоже сидит наш общий противник. Я думаю, можно рискнуть, попытаться отыскать его там.

Я замолчал, дожидаясь ее ответа. Неслышно перевел дыхание: главное сказано, и ничего страшного не произошло.

Марина, поджав под себя ноги, уселась в кресло, опять начала перелистывать альбом — кажется, это был Кандинский — но чисто машинально, на репродукции она не смотрела, взгляд ее рассеянно блуждал в стороне, по полкам с роскошными фолиантами.

Я ждал.

— Вы отдаете себе отчет, насколько это рискованно? — спросила наконец она. — Вы же видели, что стало с тем парнем… страховым агентом.

— Видел и отдаю. Вы только скажите мне, Марина, у меня есть хотя бы шанс?

— Шанс всегда есть. Но что мы будем искать, что мы можем найти?

— У меня есть основания полагать, что часть моей памяти была заменена. Я хотел бы знать, что находится там, за блоками ложных воспоминаний. Может, отыщется ниточка к Герострату.

— Вы уверены, что отыщется?

— Я уверен в одном: нужно попробовать!

— Зачем?!

— Это ход, которого от нас не ждут. Никто не допустит и мысли о том, что я решусь на подобный шаг. Но я решился. И ради успеха дела вы должны, Марина, мне помочь.

— Но риск, Борис, риск! Не буду я этого делать.

Я оттолкнулся от косяка, пересек комнату и, чуть помедлив, встал перед ее креслом на колени. Марина отпрянула:

— Что?.. Зачем это?!

— Марина, помоги мне, — сказал я, заглядывая ей в глаза. — Мы знаем друг друга всего двенадцать дней; знаем, наверное, еще очень плохо. Я не знаю, например, что значит для тебя мое предложение, но ты — единственная, кто может мне помочь. Я прошу тебя, Марина, первый и последний раз прошу: помоги мне.

Марина качала головой, слушая меня, и я решил было уже в отчаянии, что она откажется, но вместо этого она только сказала:

— Ты не знаешь, Борис, ЧЕГО ты у меня просишь на самом деле. Если бы ты понимал, знал…

— Марина, мы должны это сделать.