— Он все очень точно рассчитал, — говорил Сифоров, рассказывая мне подробности штурма. — Без электричества мы не смогли применить газ, потеряли связь и возможность контролировать ход событий. Каждая группа была предоставлена сама себе и действовала по своему собственному усмотрению.

Пять боевиков несли на себе армейские огнеметы: по огнемету на этаж. И скоро здание пылало, и дым и огонь усугубили всеобщую сумятицу. Спонтанно началась стрельба. Боевики Своры были закодированы жестко и в плен не давались. Чтобы не допустить потерь среди своих подчиненных, командиры групп отдавали приказ вести огонь на поражение. В результате все боевики Своры были убиты, и у ФСК не нашлось бы повода праздновать победу, если бы четко не сработали спокойно занявшие свои места и наблюдавшие со стороны за происходящим в Центре-два ребята из оцепления. Герострат, что-то для себя выяснив, предпринял попытку уйти, и его «тепленьким» взяли на автомобильной стоянке.

— Очень все как-то просто, — заметил я, когда Сифоров закончил свой рассказ. — Не похоже на Герострата.

— И на старуху бывает проруха, — весело отвечал неистовый капитан. — Герострат у нас в руках, а что и как — пусть оценивают историки.

Мы подъезжали к Большому Дому.

— Кстати, Борис Анатольевич, — посуровев, обратился Сифоров ко мне, — а стоит ли вам встречаться с ним? Это может быть небезопасно.

— Стоит, — сказал я. — Я не могу объяснить зачем, но мне нужно увидеть Герострата.

Сифоров пожал плечами.

— Что ж, это ваше право. И вы его заслужили…

Глава тридцатая

Этот человек был ПОХОЖ на Герострата — одно лицо. Я даже подумал было, что это и есть Герострат. Внутренне подобравшись, я шагнул вслед за Сифоровым в двери кабинета на Литейном-4, где в окружении десятка охранников под пристальным изучающим взглядом полковника Усманова съежился в кресле лысый с темными пятнами вокруг блестящей в свете ярких ламп макушки человек ростом, комплекцией, чертами лица сразу вызвавший во мне спазматический отклик-воспоминание о моем «злом гении».

Допрос прервался. Меня и Сифорова подпустили ближе, и, только подойдя к допрашиваемому вплотную, я понял: да нет же, ребята, это не Герострат, это двойник, умелая, но не идеальная подделка.

Но полковник и все прочие думали иначе. Ведь до сих пор они видели Герострата только на фотографиях. Мне предстояло развеять их победную эйфорию.

Я пригляделся внимательнее. И хотя псевдо-Герострат смотрел в сторону, под таким ракурсом, под каким я его никогда не наблюдал, я пришел к выводу, что не ошибся. Нос чуть длиннее, губы чуть толще, лоб чуть уже, скулы чуть более выражены. И главное — отсутствие той феноменальной подвижности черт, живого, хотя и странного взгляда, а еще… Да, точно! У Герострата я когда-то заметил старые тонкие шрамы на подбородке, а у этого самозванца подбородок был чист.

— Здравствуйте, Борис Анатольевич, — приветствовал меня Усманов, постукивая тростью. — Вот, видите, все у нас получилось. Не без вашей, надо отметить, помощи.

Я не ответил на приветствие, повернулся к Сифорову:

— Это не Герострат.

— Что?!

— Это не Герострат, это подделка, двойник. Герострат снова провел нас.

При звуках моего голоса человек в кресле поднял глаза. И вдруг рванулся, но вооруженные бойцы у стен были наготове и мгновенно пресекли эту его попытку до меня добраться. Двойник засмеялся, захохотал, и я, глядя на него, чуть было снова не подумал, что, может быть, это я ошибаюсь и в кресле действительно сидит Герострат, а те мелкие подробности образа, что держатся в моей голове — лишь еще одно навязанное воспоминание.