– А себе я ничего не должна? – перебила она с болезненной усмешкой.

Олег замолчал не столько от ее слов, сколько из-за гримасы, исказившей ее лицо. Он по умолчанию полагал, что женщина счастлива, имея такого мужа, как он, и таких детей. Как там в песне поется: «Женское счастье – был бы милый рядом».

И тут его осенило.

– У тебя что, пээмэс?

Черт, ну конечно! Надо было сразу сообразить, что дурость прет из нее из-за женских дел. Чего-то там у теток происходит с головой то ли перед месячными, то ли после, он не помнил и не считал нужным держать в памяти.

Найдя причину происходящего, Олег сразу ощутил себя хозяином положения.

– Все, тема исчерпана. Никуда ты не едешь. И, пожалуйста, не грузи меня больше такой ерундой!

Он придвинул к себе тарелку, убежденный, что разговор закончен. Потом мельком глянул на жену и застыл с ложкой в руке.

Вика выпрямилась. Куда только делась вся нервозность! В ее глазах оторопевший Олег прочел нескрываемую злость. Губы сжались в тонкую линию, рука дернулась, и какую-то долю секунды он всерьез ждал, что сейчас она влепит ему пощечину.

Он не мог знать, что Вика явственно узрела перед собой объяснение тому, почему пятьдесят восемь страниц блокнота остались исписанной бумагой. И уж конечно, Олегу не могло прийти в голову, что жена отчетливо вспомнила ощущение его крепких пальцев, стиснувших ее руку, и зеленоглазого котенка с растопыренными ушами, грустно глядящего ей вслед. Для него этот мимолетный эпизод забылся почти сразу. Для нее – впечатался в память накрепко и выстрелил в самый неподходящий момент.

– Нет у меня никакого пээмэс, – очень медленно проговорила Вика. Она так побледнела, что Олег даже испугался. – И я поеду в Венецию! Поеду, ты понял?!

Она стукнула маленьким кулачком по столу – получилось до смешного неубедительно, но Олегу было не до смеха, – и выбежала прежде, чем он спохватился.

– Не хочешь обсуждать? Да кто тебя спрашивает?! – крикнул Олег вслед, придя в себя. – А ну иди сюда!

На двери в ванную комнату щелкнула задвижка. Зашумела вода. Стало ясно, что в ближайшее время жена к нему не выйдет.

Удрала, как трусливая собачонка! Олег подошел к ванной и некоторое время всерьез раздумывал, не выломать ли дверь. Но тут из детской высунулись две курчавых головы, и он опомнился. Ну, выломает, и что дальше? Тащить ее из ванны, мокрую и голую? На глазах у детей?

– А ну брысь! – приказал он, и Колька с Димкой, толкаясь и шепотом бранясь, исчезли.

Да, Вика учудила. Но наверняка уже раскаивается во вчерашней ссоре и в своем глупом намерении. Он будет великодушен и даст ей возможность отступления. Никакой ругани! Он всего лишь напомнит, что в следующие выходные надо бы помочь его матери с переездом на дачу. Жена отступит от своей бредовой затеи, не потеряв лицо, и все пойдет как раньше.

С этими, несомненно, благими намерениями Олег вечером вошел в квартиру.

И застыл в дверях.

Вика сосредоточенно рассматривала себя в большом зеркале. Вокруг ее ног струилась оранжевая юбка, до того яркая, что хотелось зажмуриться. И рубашка на Вике была новая, зеленая, как весенняя трава, а на шее болтались идиотские разноцветные бусы из стекла.

«Сбрендила», – осознал Олег.

Навстречу ему выбежали мальчишки, завопили, повисли с двух сторон.

– Па, привет!

– Папа пришел!

Он облапил сыновей, чмокнул каждого в макушку. Покончив с ритуалом приветствия, те переключились на мать.

– Ма, сними это! – потребовал Колька. – Тебе не идет.

– Не идет! – поддакнул Димка.