|
Из какого, интересно, Хвост растет у нее места? Алесса открыла рот. Закрыла. Открыла снова, и Вилль с удовольствием отметил, что растерянное выражение лица чрезвычайно красит Тай-Линн. А мгновенье спустя… - Балда!!! - лопатка гулко бухнула его по лбу. Арвиэль Винтерфелл уже давно не видел столь ярких звезд. ГЛАВА 18 Всем известно, чем Весну приветишь, тем Осень за сестру и расплатится. Ярмарка, как говорится, подкралась незаметно, растеряв часть притягательности из-за недавнего траура. Но не стоит винить живых в том, что им принадлежат грядущие полгода сева, урожаев, свадеб и рождений. Накануне вечером на городской площади расставляли столы, палатки, и восходящее солнце застало город преображенным. Новоприбывшие торговали прямо с телег, и им нужно было беспокоиться только за то, чтобы какой-нибудь вороватый местный мальчишка под покровом ночи не стянул ярко-оранжевый апельсин или бордово-коричневый гранат, либо еще что-нибудь столь же дорогое, а поэтому, несомненно, привлекательное и вкусное. Практически у каждого торговца из Северинга были свои «потенциальные клиенты». Они сгребали товар подчистую, так что разбогатевшие в одно мгновенье горожане могли потратить все оставшееся до салюта время на то, чтобы побродить между прилавками приезжих и выложить за диковинные товары только что заработанные деньги, послушать музыку, полюбоваться на циркачей и прочих потешников. И каждый, будь то ребенок или взрослый, человек или нелюдь, бедняк или богач, нет-нет, да подходил к большому деревянному ящику, украшенному диковинными рисунками: странными птичками и животными, огненными копьями и стрелами, изображениями сражающихся воинов. В этом загадочном ящике и находился долгожданный салют. Знахарка прибежала на площадь еще затемно, но народ уже начал собираться. В отличие от крикунов-зазывал, самоуверенная девушка стояла молча - кошка Алесса себе цену знала. Столь же выгодно смотрелась табличка, гласящая: «У Алессы из Залесья на пробу зелья, и в развесе» - Вилль развивал внезапно проснувшийся поэтический талант. Самого его девушка ждала к полудню, когда четверку ночных стражников заменят свежие. Вряд ли раньше. Парень до середины ночи провозился с застрявшей в воротах огроменной телегой с тончайшей пестрядью, шерстяным и шелковым кружевом. Хозяева напрочь отказались оставлять «сокровище» за стеной, пришлось переворачивать ее на бок и тащить волоком. Судя по обледеневшим царапинам на досках, таким способом она передвигалась неоднократно. Знахарке рассказал это сам владелец телеги, покупая десяток пузырьков настойки «Ночной жеребец». - Бедняжка! - вполголоса выдохнула знахарка, имея ввиду то ли Вилля, то ли телегу. Дав понять, что разговор закончен, опустила глаза, подсчитывая детинки. Уж на что хорош был у мужика тулуп, да все одно мелочью расплатился. Звонко вздрагивал бубен, смешиваясь с медвежьим рычанием и хлопками множества ладоней. - Крендели крученые-верченые! Пироги-расстегаи! Пылкие, жаркие… - Прошлогоди-и-ичные! - поддержала Лушку Алесса, удостоившись в ответ горделивого плевка. - Ма-а-ама, хасю платосек кла-асный! Что ответила мать, Алесса пропустила мимо ушей. Над толпой рвануло ввысь огненное копье, и люди, охая пугливо-восторженно, хлынули в стороны. Невысокого роста паренек, одетый в алую рубаху, взял очередной факел, поднес к губам. - Да что лопари! У нас в Стремнинке по осени баба утопла, да топляком и обернулась. |
