— Ты должна быть сильной, — отвечал ловец. — Когда мы доберемся до… до храма, тебе долго не придется есть.

Они спустились к реке. Строительство набережной было в полном разгаре, бесконечная череда осликов стояла в очередь с полными сумками камня. У пристани разгружались плоские корабли со спущенными косыми парусами. На возвышении важно восседал счетовод и перекладывал цветные камешки из одной кучки в другую, по мере того как грузчики проносили мимо него мешки с товаром. Счетовод ухитрялся обсчитывать три корабля одновременно, используя три вида камней.

— Ой, вот это номер! Настоящая вавилонская башня! — указывая на противоположный берег, простонала девочка Юля. Рахмани так и не понял, что она этим хотела сказать. Естественно, раз зиккурат выстроен в Вавилоне, как же ему иначе называться?

Девять башен до того прятались за добротными трехэтажными домами. Кривые улочки взбегали в горку или отчаянно бросались к пристаням. И вдруг как по команде город отступил, скромно потупившись на фоне своего сокровища. Девять ступенчатых кубов, один на другом, подпирали небо. Где-то на недосягаемой высоте жрецы-омыватели купали статую и готовили к отходу ко сну. Жрецы-очистители раскуривали фимиам, расставляли жаровни и повторяли слова молитвы. Жрецы-стольники уже варили пищу для бога на следующий день. И неважно, что их Мардук не умел ни кушать, ни спать, не нуждался в ванне и вине, его распорядок не нарушался столетиями, его привычкам и роскоши мог позавидовать любой вельможа. Мардук спал на золотом ложе и ел на золотом столе…

— О нет, неужели и это из золота? — Юлька замерла с открытым ртом.

— Все из золота, — равнодушно пояснил Саади. Его совершенно не занимали статуя Зевса высотой в пятнадцать локтей и золотой алтарь Мардука перед Дорогой Процессий. — Здесь очень много золота, этот город богат. Поэтому Горный Хибр никак не может успокоиться. Они будут вечно затевать ссоры, оправдывая себя борьбой за веру… Идем, нам надо продать рабов. Нас ждут на рынке.

Они пересекли реку по понтонному мосту, обошли башню Этеменанки по кольцу из узких улиц, со всех сторон наслаждаясь ее разноцветными этажами. Затем внимание Юльки снова надолго приковала крепость Навуходоносора с висячими садами. Она чуть не устроила ловцу истерику, почему же с их большими деньгами нельзя еще кого-нибудь подкупить и пробраться внутрь. С большим трудом Рахмани втолковал ей, что любой дворец на Великой степи — это не музей, а частное владение. На рынке Саади быстро определил рабов и стражников на постой, половину самых ненужных, взятых для отвода глаз, он продал. Освободив руки, они с Юлькой прошли в толчее мимо греческого театра, недолго послушали гогот зрителей и плаксивые причитания трагиков. Давали Аристофана, но Рахмани не был любителем комедий и решительно потянул ведьмочку прочь, хоть она и упиралась обеими ногами.

В тихом переулке ловец, ни слова не говоря, внезапно втолкнул Юльку в нишу, сам влез следом и достал нож. Не успела девушка набрать воздуха в легкие для жалобного вопля, как Саади уже отпрянул. Теперь он прижимал к стене рослого босоногого детину в невзрачном коричневом плаще. Кончик ножа упирался парню в кадык.

— Кто тебе приказал следить за мной?

— Не убивай меня, высокий дом, не убивай! Мне приказано следить за всяким, кто укрывает лицо платком…

По вежливому обращению, принятому в центральных районах Хибра, Саади моментально вычислил соотечественника.

— Иными словами, тебе приказано убить того, кто встречался с Продавцом улыбок?

— Да, высокий дом… — Наемник вздрогнул, понимая, что выдал себя. — Нет, клянусь тебе, никого убивать я не собирался. Да разве я похож на человека, способного убить? Посмотри сам, я худ, слаб и раздет.