|
У стенда, на котором красовались фотографии студентов-отличников и общественников, он замедлил шаги, а потом и вовсе остановился, всматриваясь в лицо одного юноши. Это было лицо с правильными чертами, густые волосы были аккуратно причесаны на пробор, умные глаза пытливо смотрели из-под ровных бровей. Сергей Иванович ощутил страх. Он всем своим существом понял, что Егора Дятлова нет в живых. Он понял это так же ясно, как раньше понимал обреченность этого честолюбивого и способного парня, его приговоренность к смерти. Секретарь издавна обладал странным и мучительным даром предугадывать гибель; теперь его предчувствия сбылись, сам он знал это абсолютно точно. И вместе с ним, видимо, погибли и остальные. Сергей ощущал дрожь во всем теле, но ее вызывал не только страх; он продолжал тайно пить, все более увеличивая порции “лекарства”, как, обманывая самого себя, называл он водку. Его нервы были на пределе, а необходимость скрывать порок разъедала душу, делала его мнительным и тревожным.
Он был в недоумении; группа туристов-студентов должна была вернуться еще десять дней назад, как минимум, а от них ни слуху, ни духу, и никто из начальства не проявляет никакой озабоченности. А жизнь между тем продолжается, идут занятия, читаются лекции, проводятся собрания комсомольцев и активистов. Сергей знал, что в туристический клуб и в деканат несколько раз обращались обеспокоенные родители. Савченко, заведующий туристическим клубом, бодро говорил, что все под контролем, что группа задерживается из-за погодных условий, в деканате вовсе разводили руками, поскольку не имели отношения к маршруту похода. В комитет комсомола позвонил отец Любы Дубининой. Он был очень взволнован, но старался скрыть это; только невнятно говорил о страхах своей жены, Любиной матери, которая все видит во сне какой-то ручей в снегу. Отчего-то именно рассказ о ручье очень задел Сергея; он пообещал Дубинину, что выяснит ситуацию сам, и отправился в туристический клуб. На улице было так тепло, что Сергей Иванович не стал одеваться, вышел в одном поношенном, пропахшем дешевым табаком пиджачке и полной грудью вдохнул свежий весенний воздух. Желтое здание хозяйственных служб было неподалеку, буквально в двух шагах. Секретарь комитета комсомола хлопнул разбухшей от влаги дверью и стал подниматься по узкой лестничке в кабинет, на котором красовалась табличка: “Заведующий туристическим клубом института”. Похмелье закружило голову, ослабило биение сердца, и Сергей остановился перед дверью, чтобы перевести дыхание. И тут же услыхал громкие голоса. — Карта маршрута была на руках у товарища Зверева, — отбивался от кого-то Савченко, почти переходя на крик. — Вы же сами говорили, что экспедиция секретная, а теперь требуете от меня объяснений! Я могу вам на карте показать, как они должны были идти; но как они на самом деле идут — это я откуда знаю? Меня самого родители замучили, я что им должен отвечать, когда они спрашивают, где их дети? — Вы, товарищ Савченко, обязаны нам предоставить все необходимые документы! — требовательно говорил кто-то. В голосе звучал металл, он явно привык повелевать другими. — Сказано вам, предоставить документы — будьте любезны! Иначе пойдете под суд. Вы отправили группу неподготовленную, карты маршрута у вас нет, так что будете держать ответ, если туристы не найдутся в ближайшее время. Сергей замер, прислушиваясь. Он понял, что туристы потерялись, видимо, сбились с пути, заблудились в тайге. Это очень опасно. Поэтому руководство и скрывает свою беспомощность и неосведомленность, кормя несчастных родственников “завтраками”. Теперь придется организовывать спасательную экспедицию, привлекать военных, другие ведомства, шило вылезет из мешка, и тогда… Тогда полетят со своих мест виновные и невиновные. Однако странно, что кто-то посторонний пытается надавить на Савченко, командует им, требует чего-то; опытное ухо бывшего солдата уловило в начальственном голосе смутную тревогу и беспомощность. |
