От Вязьмы, как того хотел великий князь, шел во главе воинства князь Иван Михайлович Репня-Оболенский. Однако ж не один шел. Был дан ему в товарищи, как того хотели воеводы, государев конюший Иван Андреевич Челяднин. Они должны были взять Смоленский посад и, оставив под градом невеликие силы, быстро пройти в глубь Белой Руси — к Друцку и Орше.

Туда же на соединение с ними должны были подойти из Великих Лук полки князя Василия Семеновича Одоевского, а чуть севернее повелел государь поставить заслон из Новгородских полков, над коими был воеводою Великого Новгорода наместник, боярин и князь Василий Васильевич Шуйский.

А чтоб своих воинских людей Сигизмунд Казимирович воедино собрать не мог, с юга, из Новгород-Северской земли, грозили ему рати двоюродного брата великого Московского князя — Василия Ивановича Шемячича, вставшие неподалеку От Киева.

Однако, сколь ни велики были полки Репни, Одоевского и Шемячича, главною силою были не они: главные силы еще только собирались в поход, скапливаясь в Москве и ее окрестностях, а полки Шемячича, Репни и Одоевского выступали лишь головными заставами великого московского войска.

19 декабря 1512 года из Москвы вышел наконец большой государев полк. В нем был и сам великий князь, и зять его татарский царевич Кудайкул, в святом крещении Петр, и Даниил Щеня, и Глинский.

В начале января 1513 года большой государев полк подошел к Смоленску и встал под его стенами.

В осадном сидении

Волчонок поспел в Смоленск задолго до того, как в градских окрестностях показались первые русские загоны. Однако не он был первым, и тем более не был единственным, кто принес весть о готовящейся войне. И хотя она еще не началась, уже ранней осенью не было в Смоленске человека, который не знал бы, что с недели на неделю, а может, и со дня на день появятся возле города русские отряды.

И уж совершенно ясным Стало, что войны никак не миновать, когда пришла в Смоленск страшная весть: в замке Тракай, в тюрьме, померла королева Елена Ивановна.

Как только стало известно, что война объявлена, что Василий Иванович сложил с себя крестное целование соблюдать с Литвою мир, что полки русские несметною силой идут к литовскому рубежу — посады и слободы враз обезлюдели: все, кто мог, тут же бежали в град.

Клевреты короля зло пересмеивались, вопрошали беглецов, держащих московскую сторону:

— Что же не ждете единоверцев, не встречаете хлебом-солью? Али латыне — поганые язычники — ныне стали для вас милее православных избавителей?

Ревнители древлего византийского благочестия затравленно зыркали очами, не находя слов, обиженно сопели в усы.

Николай за немалые деньги уговорил Кирилла Бочарова пустить его к себе.

Изба у Бочарова была невелика — он, как и Николай, жил один да кроме Николы пустил еще троих — кузнеца Трофима по прозвищу Копченый с женой Марьей да сынишкой Кузькой. Кузнец с семейством поселялся на печи, а Николай с хозяином — в горнице, на лавках.

По нынешним временам жили у Кирилла просторно — в иных избах ютилось по десять человек. Не только по родству да свойству собирались люди — общая беда сводила. Да и как мог русский человек соплеменнику в горе не помочь? А разве не была та война для народа бедою и горем?

Только не знали теперь люди, чему огорчаться, чему радоваться. Пришли русские полки под стены Смоленска — вроде бы радоваться надо, а они стали на холмах вокруг града пушки уставлять да посады жечь.

А через неделю, с рассвета, загрохотало вокруг Смоленска: будто невиданной силы гроза скопилась над городом, только вместо дождя обрушились на дома и стены сотни стрел с горящей паклей, а вместо молний — каленые ядра.

Дым встал над городом, сажа и пепел заслонили солнце.