Мужики, кто испуганно, кто с интересом, снова одновременно поглядели на стену. И по тому, как недвижно и напряженно застыли на стене жолнеры, по их окаменевшим спинам поняли мужики, что русские силы копятся под стеной для приступа.
Вдруг в городе все замолчало. Только трещали догоравшие избы да надсадно — видать, к беде, к чему же еще? — кричали бесчисленные вороны. И в низкое зимнее небо оттуда, из-за стены, полетел предвестником несчастья хриплый вопль трубы.
— Идут! Идут! — закричали друг другу смоляне и, повинуясь какому-то неведомому прежде чувству, лавиной хлынули к стене.
Николай бежал вместе со всеми, любопытствуя что же происходит на той стороне? Твердо решив разобраться в происходящем, он быстро влез на стену под двускатный деревянный навес. У внешнего края стены плотно стояли жолнеры, уложив перед собой пищали, арбалеты и луки.
Николка встал за спинами двух низкорослых воинов, вытянув шею, взглянул на склон горы, на посад, на недалекую реку.
Картина, развернувшаяся перед его глазами, показалась увиденной во сне: все было окрашено и два цвета — белый и черный — и, как во сне, происходило в тишине, хотя тысячи людей и коней двигались перед ним, и конечно же и кони были разной масти, и одежда была многоцветной. Два цвета, белый и черный, бросались в глаза, и других будто бы и не существовало в природе вовсе.
…Белые снега полегли на землю, докуда хватал глаз. Снег укутал поля, засыпал леса, покрыл слободы и посады, припорошил дороги, пал на днепровский лед. Под неярким солнцем снег то отсвечивал старым серебром на ветвях деревьев, то чуть голубел в распадках и по склонам овражков, то сиял лебяжьей белизной на дальних от посада полях.
А там, где прошло войско, снег был грязным и темным; перемешанный с золой и головешками, испачканный конским навозом, затоптанный лаптями и сапогами, изрезанный и вдавленный колесами и полозьями.
И в этом сером месиве увидел Николай черные избы посада, а среди изб тысячи маленьких человечков, снующих, подобно растревоженным муравьям, но все более и более упорядочивавших свое движение, скапливавшихся в нескольких местах большими массами — по тысяче человек, а может, и более того.
Потом Николай услышал, как снова закричала труба, и тысячные толпы русских, нестройно колыхнувшись, медленно потекли ко граду. Миновав последние дома, они вылились на поле перед Смоленским градом, стали спешно перестраиваться в ряды, выпустив вперед посоху с лестницами и большими щитами. Затем перед первыми рядами московской рати появились попы. Все ратники опустились на колени и, сняв шапки, слушали угрюмо и молча. Николка видел, как русские одновременно осенили себя крестным знамением, так же враз поднялись с колен и, надев шапки, колпаки, малахаи, шеломы, тяжко сколыхнулись с места и медленно двинулись ко граду.
Сон кончился, началась явь.
Над передними рядами многотысячной рати взметнулись тканные золотом и серебром хоругви. На развевающихся полотнищах Георгий Победоносец пронзал копьем змея, и милосердный Господь со слезами глядел на крепостную стену, и архистратиги летели над головами ратников, опираясь на голубые мечи, и Богородица протягивала руки к Смоленску.
А под хоругвями, ощетинившись пиками и бердышами, выставив вперед багры и лестницы, огромным железным ежом медленно катилась колючая лавина приступающих ко граду воинов.
Они были еще далеко, саженях в пятидесяти от стены, и только еще начали вползать на склон холма, а уже полетели со стены стрелы и камни. Качнулись хоругви, приостановились, а щитоносцы, подняв обеими руками над головами большие щиты, вышли в первый ряд и железной черепахой поползли к стене, прикрывая себя и товарищей, тащивших к стене длинные тяжелые лестницы. И в тот самый миг, когда черепаха приблизилась вплотную к стене, лестницы, шатаясь, поднялись над головами нападавших и медленно склонились на стену града. |