- Ну? Где трубка?
Он курил в постели, не брился, почти не умывался. Ему словно нравилось быть грязным, внушать отвращение, и время от времени он с каким-то дьявольским удовольствием заявлял:
- Я провонял! Согласись, что от меня воняет! Ну согласись, ведь это правда! От меня воняет, черт побери!
В бывшую отцовскую спальню уже вернулись жильцы. Можно больше не играть в мысли, не искать сюжетов для грез. Через дорогу - Антуанетта и родители Руэ, а рядом, отделенные от нее простой дверью, - молодые люди, вернувшиеся домой с пустым чемоданом.
Что они делают? Что у них там за непривычная суматоха? И время для них необычное. Они, должно быть, едва успели пообедать. Почему они не идут в кино, или в театр, или на какую-нибудь танцульку, после которой потом целое утро мурлычут пошлые мотивчики?
Набирают воду в ведро. Кран отвернут до отказа. С них станется забыть и оставить воду вытекать из ведра на пол. С ними Доминика вечно боится какой-нибудь катастрофы в этом роде, потому что в них нет ни малейшего уважения к вещам. Им кажется, что любую вещь можно заменить. Это стоит столько-то, вот и все. А она-то переживает из-за любого пятна на ковре или занавеске! Сейчас они разговаривают, но так грохочут разными предметами, что нельзя расслышать ни слова. Огюстина сидит у окна. Заступила на пост - для нее это самый настоящий пост; сразу после ужина она всем телом ложится на подоконник своей мансарды; на ней черная блузка в мелкую белую крапинку; в фиолетовом вечернем сумраке выделяется белизна ее волос; так она сидит себе, мирно созерцая сверху улицу и крыши. И только потом, гораздо позже, в других окнах тоже возникнут люди, которые на исходе дня решили подышать свежим воздухом.
В те дни, когда на Доминику накатывает меланхолия, когда из зеркала на нее смотрит усталое лицо с синевой под глазами, с бледными губами, когда она чувствует себя старой, она берет в свою игру и старуху Огюстину.
Что было с Огюстиной прежде? Какая она была в сорок лет?
История Огюстины неизменно заканчивается похоронами, которые Доминика воображает себе во всех подробностях.
"Что такое?"
Нет. Она не произносила этих слов. Этот вопрос прозвучал у нее в голове.
В дверь постучали. Она испуганно оглянулась по сторонам, она не понимает, кто мог к ней постучать; она до того изумилась, что даже не подумала о жильцах. Не успела она сделать несколько шагов, как стук повторился; она бесшумно повернула ключ в замке, чтобы незаметно было, что она запирается, и бросила быстрый взгляд в зеркало, проверяя, в порядке ли одежда.
Она улыбнулась судорожной улыбкой, потому что гостям положено улыбаться.
Это тоже память о матери - у той улыбка была невыразимо печальная.
"Это стоит так недорого, а жизнь становится настолько приятнее! Если бы каждый делал над собой небольшое усилие... ".
За дверью Альбер Кайль. Он выглядит смущенным и тоже пытается улыбнуться.
- Прошу прощения за беспокойство...
"Сейчас скажет, что они съезжают... - подумала она.
А он, вопреки правилам хорошего тона, не удержался и шарит глазами по таинственным закоулкам комнаты, в которой она живет. Что его так удивило?
То, что она теснится в одной-единственной комнате, хотя у нее есть и другие?
То, что мебель и все вещи здесь разрозненные и ветхие?
- Мы получили письмо от родителей жены. |