Тилли не могла бы сказать, сколько раз за эти невыносимо долгие часы, а может быть, и дни он говорил ей, что хочет пить. В голове у нее крутились какие-то обрывки мыслей, ее страшно тянуло в сон.

Незадолго перед этим Марк сказал ей: «Постучи еще, Троттер, становится труднее дышать».

Тилли немного постучала, но сил в руках почти не осталось, они казались чужими, и очень хотелось спать. Но стоило ей уснуть, как ее будили его стоны. Он больше не кричал, а только стонал. Когда стоны долго не прекращались, девушка заставляла себя встать на колени и обнимать его, как ребенка.

Вот и теперь она прижимала его к себе, слыша судорожное дыхание. Она больше не спрашивала: «Больно, сэр?» и не говорила: «Они скоро придут, сэр».

— Мне кажется, конец близок, Троттер, — голос его звучал тихо, словно тяжелая атмосфера прижимала звуки к земле.

Тилли не стала возражать, потому что тоже чувствовала приближение смерти. Но это ее не пугало. Тогда, она была уверена, ей будет тепло и хорошо, а не так, как теперь, когда ее бросало поминутно то в жар, то в холод.

— Ты устала, садись, просто держи мою руку.

Девушка молча тяжело опустилась рядом, не отпуская его руку.

— Троттер, ты веришь в Бога?

— Не могу точно сказать, сэр. Иногда — да, а когда и нет. Моя бабушка верила, и дедушка тоже.

— Они были славные люди.

— Да, очень.

— Троттер.

— Да, — она поймала себя на мысли, что стала меньше говорить ему «сэр». Но какое это имело значение.

— Я хочу сказать тебе… сегодня утром мне было очень одиноко, или не сегодня, но неважно. Помню, что чувствовал себя одиноким, а сейчас — нет. Странно, но это на самом деле так.

— Это хорошо, сэр, — слабым голосом откликнулась Тилли. Ей хотелось чтобы он молчал, и тогда ей не нужно было ему отвечать. Она чувствовала себя по-настоящему плохо.

Марк умолк, словно услышав ее молчаливую просьбу. Через некоторое время девушка через силу опустилась на колени и приложила ухо к его рту, стараясь уловить дыхание. И когда она снова села на усеянный обломками пол, то подумала, что больше не относится к нему с прежним благоговением, как когда-то в особняке. Он стал теперь для нее таким обыкновенным человеком, как техник-смотритель, управляющий или Сэм.

… Сэм хотел жениться на ней, он сам ей об этом сказал. В противоположность тому, что говорила Саймону, она совершенно определенно ответила Сэму «нет». Она постаралась смягчить отказ, говоря, что пока не собирается замуж, но он ей нравится. Сэм сразу поинтересовался, не отдала ли она сердце кому-то другому, на что получил отрицательный ответ. Сэм будет очень жалеть, что она умерла. А Саймон? И он, конечно, тоже, да еще станет себя винить. Но какой смысл ей сейчас об этом думать. Ее била дрожь так, что стучали зубы. Почему ей так холодно? В этом душном каменном мешке на холод жаловаться не приходилось. Она устроилась поудобнее и немного повернула руку, которую держал Марк, потому что она прижималась к зазубренному обломку деревянной подпорки. Вдруг произошло нечто необыкновенное: ниже того места, где камни зажали ногу хозяина, открылся проход, в который прошли ее дедушка и бабушка. Они сели по обеим сторонам от Тилли, и ей сразу стало так хорошо и спокойно, как никогда в жизни. И пусть они не разговаривали с ней, главное, что они находились рядом.

Спасатели пробились к ним только через три с половиной дня, но не через завал. Это невозможно было сделать, потому что обвал перекрыл и основную штольню. Спасатели проделали ход сбоку, чуть дальше от того места, где раньше была снята последняя, поддерживающая потолок подпорка.

Когда их нашли, стало ясно, что Марка Сопвита удастся освободить только ампутировав одну ступню и другую ногу до колена.