Два года спустя у нее на руках умерла Держана. В тот же день Ута поняла, что у нее будет еще один ребенок, и когда родилась девочка, иных имен ей и в голову не приходило.

И вот ей уже почти тридцать лет. Она почти как эти гриди, покрытые шрамами с головы до ног. Только ее шрамов не видно: они у нее на сердце. Жизнь потрепала ее не меньше, чем их – вечные сражения.

Теперь же, когда она подошла и села наземь рядом с телом Ингвара, ее охватило чувство растворяющей пустоты. Ингвар был для нее не просто родичем, мужем сестры. Не просто мужчиной, от которого родился ее старший сын. И даже не просто князем. Он был деревом, на котором держалась жизнь всего ее окружения: ее самой, Мистины, Эльги, их детей, дружин и соратников. Он был средоточием всех сил Русской земли, острием ее меча. И вот это острие обломилось. Грозило рухнуть не только ее небо – к концу третьего десятка привыкаешь и уже не воспринимаешь знакомую боль с такой остротой, как в первый раз. Теперь небо грозило рухнуть над всей Русской землей.

Где-то в глубине сердца Ута знала, что эту реку не остановить, что она пробьет себе путь через любой завал. Но каких трудов, какого времени, каких потерь ей это будет стоить!

Но пока она не могла бросить вперед ни единого взгляда. Здесь, у этого камня, кончилось все.

Логи-Хакон развел руками: дескать, что поделать?

– Он отправил меня домой со всей данью. А сам с малой дружиной остался.

– Зачем?

– Он собирается… Знаешь, княгиня, – Логи-Хакон оглянулся, – я расскажу тебе все, когда нас не будут слышать чужие люди.

Эльга тоже огляделась. Сперва, как всегда, приехал гонец: дружина возвращается. Три дня она провела в обычных хлопотах. Потом дружина прибыла в Киев, ключники под предводительством старика Стемира суетились у подольских причалов, следя, как перегружают и распределяют по клетям привезенную дань. Но в гридницу, где княгиня ждала мужа с приветственным рогом, заявился не Ингвар, а только Логи-Хакон. И сказал, что Ингвара с ними нет. Он был несколько озабочен, но не так чтобы огорчен, значит, ничего особенного пока не случилось.

– А это кто? – Эльга заметила рядом с деверем рослую, крепкого сложения, уже совсем взрослую девушку.

Лицом не красавица, но коса внушительная, а глаза смышленые. Одета в «печаль», но одежда из хорошей ткани, на голове серебряные заушницы, да и по лицу видно, что не из простых. Уж не невесту ли нашел?

– Это… – Логи-Хакон обернулся к девушке. – Это Соколина Свенельдовна. Сестра Мистины.

– А! – Эльга подумала и вспомнила ее. – Я тебя не видела лет семь, да? Почему ты ее привез?

– Ее брат захотел, чтобы она приехала сюда.

– А где Ута? Так Мистина решил остаться в Деревляни вместо Свенгельда?

– Пойдем, княгиня, я тебе все расскажу, – повторил Логи-Хакон.

Рассказ его занял немало времени. Самое главное ему потом пришлось повторить назавтра на пиру, для всех киевских бояр. Новости были ожидаемо плохие: все ждали, что после смерти Свенгельда древляне попытаются сбросить узду. В душе Эльга пожалела, что помешала тогда попыткам Честонега со товарищи задержать Уту в Киеве. Осталась бы сестра с детьми здесь – и ничего бы этого не было! Ее не захватили бы древляне, не принуждали бы Мистину изменить побратиму, и Ингвар уже вернулся бы вместе со всей дружиной и данью…

– Князь да и Мистина склонны думать, что зимой древлянское вече постановит разорвать прежний договор и требовать от Киева хотя бы снизить размер дани, – закончил свою речь Логи-Хакон.