Пока русам встречались лишь относительно некрупные, по сравнению с их войском, отряды – в несколько сотен или несколько тысяч человек. Они хорошо управлялись и вступали в бой только тогда, когда имели весомые преимущества: превосходящей численности, удобной местности, внезапности. Завидев врага в неудачных для себя условиях, греки не стыдились отступать. И хотя русы презрительно бранили бежавшего противника за трусость, Мистина понимал: стратиги поступают очень умно, сохраняя войско, дабы напасть в другой раз с большими надеждами на победу.

Зато греки часто подстерегали дружины, оторвавшиеся в поисках добычи от основного войска, и почти всегда – на обратном пути. Хорошо зная местность, имея проводников, отряды стратига фемы не раз уже поджидали русов в засаде, когда те были утомлены походом, пьяны от захваченного вина и обременены скотом, пленниками и повозками. Такие нападения почти всегда заканчивались победой греков, а Мистина напрасно ждал близ кораблей того или другого воеводу.

Когда число исчезнувших дружин достигло пяти-шести, заговорили о том, чтобы не рассылать отряды менее двух-трех тысяч или вовсе не отходить от моря, не разделяться, заниматься только взятием городов. Осады не обходились без потерь, зато добыча их возмещала: каждый город был исполинским ларем разнообразных ценностей. Каждый знал: он может быть убит, но если уцелеет, то получит добычу за себя и за убитых.

В покинутое жителями прибрежное село вошла передовая часть русской рати, возглавляемая самим Мистиной, и с ним около десяти тысяч человек. В тех местах, где города близко не было, греки бежали прочь от моря, в горы. Ясно было, что так они поступили и тут: горы зеленели своими покатыми хребтами совсем близко, почти за спиной у приморского селения. В ту сторону уводила дорога – явно очень старая, когда-то вымощенная камнем, а теперь совсем разбитая. Однако на ней виднелся во множестве свежий навоз, указывая путь беглецов.

– Давай Илаевича пошлем, – предложил Мистине Острогляд. – Может, они и не успели далеко уйти.

– Может, там город вблизи, – поддержал его Родослав. – Сразу всех и накроем.

Мистина кивнул и послал за Извеем Илаевичем. Гибель в долине Сангария Буеслава с его дружиной ввергла русов в уныние – хоть и ненадолго. Потеря конного отряда стала крупнейшей для войска после битвы в Босфоре. Потеряны были кони и с ними возможность вести разведку и загонять добычу, потеряна сотня лихих парней – и Буеслав, один из наиболее отважных и толковых бояр. Остатки черниговцев – около двух сотен – Мистина передал в дружину Ивора. Среди них не осталось настолько знатных и уважаемых людей, чтобы можно было выбрать нового воеводу. Да и золотой шлем Черниги пропал, стал добычей греческого стратига.

Но постепенно русы захватили еще два десятка лошадей и снова высылали конную разведку под началом Извея Илаевича. Основу роду положил один из последних в Киеве хазарских беков, и происхождение теперь сказывалось лишь в нескольких родовых именах. Но по старой памяти Илаевичи любили лошадей и понимали в них больше других.

Извею и его малой дружине поручалось найти тропы, уводящие в горы от очередного места высадки. Теперь искать не приходилось: путь указывала сама дорога. Почти от самого моря она шла вверх, навстречу горам: покрытые густым лесом, в легкой синеватой дымке поверх зеленых спин, те высились совсем рядом.