— Но… есть возможность… больше… выше… чума — это не только и не столько вирус. Мы имеем дело с совершенно новым типом жизни. Или не-жизни?

Мхи старательно наползали, а искин попискивал, не желая принять, что пациент все-таки стал слишком живым и подвижным, чтобы можно было с ним сладить.

— В пробах… мне привезли две дюжины. И тело.

— Это незаконно, — тихо сказала рыжая.

Кто бы говорил о законности.

Но да… а ведь Тойтек и не подумал о законе. Была проблема, задача, столь невероятная, что он на какое-то мгновенье даже усомнился, что справится.

— Лабораторию поставили на Йорге. Ледяной мир. Малонаселенный. Точнее из населения — пара лабораторий. Крио, которая находится на полюсе, да наша. Мы все подписывали контракт. И мы все знали, что произойдет, если… — Тойтек сделал вдох и договорил. — Случится утечка.

И говорить становилось легче.

С каждым словом, с каждым произнесенным звуком, будто разжималось железное кольцо в груди. И он говорил, опасаясь, что, стоит замолчать, он больше не сумеет заговорить снова.

— Но… меры безопасности. Беспрецедентные. Это даже не первый класс, это нулевой, — левую половину лица дернуло. — И персонал минимизирован, насколько это возможно…

Эрика…

…она появилась весной, когда улеглись ледяные бури Йорга, и небо его окрасилось алым и розовым. Две недели весны.

И лето, которое отличалось от зимы лишь тем, что ветра дули с юга.

Тоска.

Неудачи, потому как понять суть явления не получалось. Тесты. Животные, которых подвозили регулярно. Нетерпение Мейсона. Ему нужен был результат, но результата не было.

Эрика была.

…добрый день, мы с вами переписывались. И я подала заявку…

Мягкие короткие волосы.

Идеальные черты лица. Взгляд, в котором читалось восхищение. А ему чертовски не хватало восхищения или хотя бы понимания. А она умела быть рядом. И недовольства не заметила. И взяла вдруг на себя тысячу и одно дело. И как-то так оказалось, что работать стало много легче. Наверное, Тойтек и вправду неблагодарная скотина.

— В пробах я видел лишь обычные инфекции. Пневмококк, золотистый стафилококк, синегнойную палочку, десяток других… да все то, что можно высеять из любого мало-мальски взрослого человека. С первой пробой я решил, что дело в обычном загрязнении. Бывает. Мало кто умеет правильно обращаться с материалом…

…она приносила кофе.

И садилась напротив. Подпирала подбородок рукой. И смотрела… так смотрела, что отступали все заботы. И становилось вдруг неважным, что пятнадцатая линия крыс вымерла за сутки, тогда как в тринадцатой чума не проявилась, чтобы вдруг возникнуть, но спустя три недели.

Эрика умела слушать.

А Тойтек… оказывается, он давно и ни с кем не говорил, хотя бы о работе. Точнее, именно о работе, потому что обо всем другом говорить получалось. А работа… люди понимали ее важность, но вот красоту, ту удивительную точность, изысканность мира, что существовал везде, используя как среду обитания равно пластик, железо и живую плоть.

— Вторая проба. Третья. Я был зол. Я сам взял, спустившись к телу… и получил тот же результат. Тот же, но… пациент погиб не от чумы. Пациент погиб, потому что его легкие сожрал пневмококк. Менингококк вызвал воспаление оболочек мозга. Желудок оказался почти уничтожен Helicobacter pylori… кожа слезала от золотистого стафилококка… и тогда я задумался, почему так? Что собой представляет чума.

Эрика умела утешать.

Она не говорила тех нелепых слов, что, мол, все обязательно получится, что надо лишь приложить больше усилий, взглянуть на проблему под другим углом и набраться терпения.