Коридор перед ним выходил на балкон, а звуки раздавались из ярко освещенного пространства за ним. Мокрист направился было к ярко сияющим начищенным медным перилам балкона…

…и остановился.

Ну ладно, он дотащил сюда свои мозги с немалыми трудностями, так что пора бы им поработать.

Главный зал Почтамта был как темная пещера, заполненная горами почты. В нем небыло балконов, сияющей меди, суетливого персонала и, он был чертовски в этом уверен, никаких покупателей.

Так Почтамт выглядел очень давно, в прошлом.

Главный зал бы окружен балконами, на каждом этаже, сэр, железными, фигурными, как кружева!

Но в настоящем, здесь и сейчас, их небыло. А он ведь не в прошлом, по крайней мере, не совсем. Его пальцы нащупали лестничный колодец, там где глаза видели покрытый ковром пол.

Мокрист пришел к выводу, что стоит он здесь и сейчас, а видит то что было здесь и тогда. Конечно, надо было с ума сойти, чтобы поверить в такое, но он ведь находился в Почтамте.

Бедный мистер Бакенбард попытался пройти по полу, которого давно уже небыло.

Прежде чем шагнуть на балкон, Мокрист нагнулся потрогал пол, и снова ощутил холодок в пальцах, когда они прошли сквозь ковер. Как его бишь… а, мистер Переменль. Он тоже стоял здесь, потом бросился вперед, чтобы посмотреть вниз с балкона, и…

… размазало, сэр, его просто размазало по мрамору.

Мокрист осторожно выпрямился, на всякий случай оперся о стену и осторожно заглянул поверх перил в главный зал.

Люстры свисали с потолка, но они не горели, потому что солнечный свет потоками изливался через сверкающий стеклянный купол и освещал помещение полностью свободное от голубиного помета, зато полное людей, торопившихся куда-то по полу с клетчатым узором или занятых работой за длинными полированными прилавками из редких сортов дерева, мне отец рассказывал.  Мокрист стоял и смотрел.

Это было представление, в котором сотни отдельных целеустремленных движений счастливо сплавились в великую анархию. Далеко внизу люди катили по полу огромные проволочные корзины на колесиках, перекинув через плечо тащили куда-то мешки с почтой, клерки лихорадочно заполняли ячейки, гораздо позже ставшие гнездами для голубей. Это было как машина с деталями из людей, сэр, ах, если бы видели это!

Слева от Мокриста, в дальнем конце зала, виднелась золотая статуя высотой в три или четыре человеческих роста. Это был стройный молодой человек, очевидно бог, одетый лишь в шляпу с крылышками, сандалии с крылышками и — Мокрист скосил глаза, пытаясь лучше рассмотреть — фиговый листок с крылышками? Скульптор изобразил его готовым прянуть в воздух, с конвертом в руках и выражением благородной целеустремленности на лице.

Статуя доминировала в зале. В настоящем ее не было на месте, постамент пустовал. Если даже прилавки и люстры исчезли, то у статуи, которая хотя бы выглядела  золотой, совершенно точно небыло шансов уцелеть. Это был наверное Дух Почты  или что-нибудь такое.

Хотя конечно в реальности почта доставлялась более прозаическим способом.

Прямо под куполом стояли часы с четырьмя циферблатами, обращенными на каждую из сторон света. Пока Мокрист смотрел на них, большая стрелка перескочила на 12.Зазвучал рожок. Суетливый балет приостановился, где-то внизу под Мокристом распахнулись большие двери, из них вышли люди в униформе, сэр, ярко-синей с медными пуговицами! Ах, если бы видели это!  промаршировали в большой зал и построились в две линии перед главным входом, встав по стойке смирно.

Тут их ждал большой человек в еще более роскошной униформе и с кислым как от зубной боли лицом; с его пояса свисала медная клетка с большими песочными часами внутри, а он смотрел на выстроившихся людей с таким выражением, как будто видал зрелища и похуже, но нечасто и, в основном, на подошвах своих огромных ботинок.

Он поднял песочные часы с видом злобного удовлетворения, глубоко вдохнул и закричал:

— Чееетвертая Достааавка… становись!

Слова доходили до слуха Мокриста слегка приглушенными, как будто сквозь картон.