— Я это делала хорошо.

— А потом эта история в Бостоне. Разве ты не могла оставить все, как есть?

— Нет, не могла. Терри Салливан кое-что у м-меня отнял. Мне необходимо это вернуть.

— Что он отнял? Квартиру, которая, к слову сказать, была тебе не по карману. Ночной клуб?

— Мое доброе имя.

— Здесь твое имя ничем не запятнано. Почему тебе все время нужно что-то еще?

— Не что-то еще, а другое, мама.

— Но сама-то ты не стала другой! Ты позволяешь людям себя использовать. Позволяешь себя эксплуатировать. Сначала это делала я, потом Дональд Киплинг, потом Терри Салливан… а теперь Джон Киплинг. Ты ничем не лучше меня. Если между нами и есть разница, то лишь в том, что у меня хватило ума покончить с прошлым раз и навсегда.

Испуганно вскрикнув, Мейда бросилась к дверям.

Лили не стала есть. Она выключила газ под кастрюлей, вернулась в цех и принялась за работу. Но настроение было испорчено. Ей хотелось как можно скорее помириться с матерью.

За три часа до пресс-конференции Лили вернулась домой. Кухня была пуста. Кабинет тоже. Лили подумала, что Мейда, вероятно, наверху, но подняться туда значило бы нарушить ее уединение. Вместо этого она села за рояль и начала играть. Через некоторое время в дверях появилась Мейда. Она выглядела усталой и постаревшей.

— Тебе не понять, почему мне нравится спокойно жить в этом доме и почему меня так огорчила история с кардиналом, — проговорила Мейда. — Ты не все знаешь. Не знаешь, что случилось со мной до того, как я встретилась с твоим отцом.

Сердце Лили тревожно забилось, она ждала, когда Мейда продолжит рассказ.

— Тебя не удивляло, почему я никогда не рассказываю о своем детстве?

— Удивляло. Я спрашивала, но ты никогда не отвечала.

— Если журналисты опять начнут копаться в нашем прошлом…

Лили хотела встать, но передумала и осталась сидеть.

— Мой отец умер рано, — сказала Мейда. — У Селии было четыре брата.

Лили думала, что их было три — и то лишь потому, что после смерти Селии нашла в ее комоде семейную фотографию.

— Все братья были моложе Селии, последний на двадцать лет, — продолжала Мейда. — Он был скорее моим ровесником, чем ее. Он был мне другом, нянькой, братом, возлюбленным.

У Лили перехватило дыхание.

— Он пробирался ко мне ночью, когда все спали. Он был красивым, ласковым и умным. Когда мне было шестнадцать, наша тайна открылась и его выгнали из дому.

Шестнадцать было и Лили, когда ее поймали с Донни Киплингом в угнанном автомобиле.

— Все говорили, что это он во всем виноват, что я не понимаю, что делаю. Но я понимала. Я этого хотела. Это до сих пор остается моим единственным светлым воспоминанием о тех годах. Пусть меня назовут распущенной и развратной, но это было чудесно. Мы жили все вместе в маленьком домике. Мой отец работал вместе с братьями Селии, которым та всегда была за мать. Мы были бедны. У меня, как у единственной девочки, была своя комната. Там было холодно и темно. Филип был для меня теплом и светом. Я любила его. Он был единственной роскошью, которую я могла себе позволить.

— А Селия? — возмущенно воскликнула Лили.

— Ты не знаешь, какой она была тогда, — усмехнулась Мейда. — Она работала не разгибая спины, и нрав у нее был крутой. После того как умер мой отец, у нее на руках остались братья и я. Она вела хозяйство и распоряжалась деньгами.

— А разве ее братья не работали?

— Они получали мало и почти все пропивали.