Изменить размер шрифта - +

Были мы в зале одни с самого начала или все эти люди находились тут, когда я появился? Пришел я поужинать или мы с Петром Афанасьевичем завтракали, а за окном искрилось солнечным светом летнее утро?

«Мамочка, где я? Что происходит? Что творится со мной?»

– Федор!

Когда прозвучало мое имя, я не сразу понял, что обращаются ко мне. Мало ли Федоров на свете? Я не связал этот окрик с самим собой. Но голос раздался еще раз, громче и настойчивее. До меня наконец дошло, что звали меня, и я обернулся.

Петр Афанасьевич восседал за столиком – тем самым, откуда я только что выскочил. С того места, где я стоял, столик был хорошо виден: круглобокий чайник с чашками, кристаллы сахара в хрустальной сахарнице, золотистые полукружья лимона, аккуратно нарезанные куски яблочного пирога – свежеиспеченного, с аппетитной корочкой. Петр Афанасьевич, живой и здоровый, голубоглазый и седовласый, приветливо улыбался и махал рукой, подзывая меня.

– Что вы там застыли, Федя? Заблудились, что ли? Идите скорее, чай стынет!

Ни за что на свете, под угрозой жизни не смог бы я в ту минуту приблизиться к столу, сесть и как ни в чем не бывало заговорить с Петром Афанасьевичем. И уж тем более не сумел бы пить чай с пирогом.

Промычав что-то невнятное, я рванулся к выходу. Люди, кажется, оглядывались, говорили что-то мне вслед. Возмущенно клокотала стриженая официантка, Петр Афанасьевич растерянно окликал меня по имени.

Или, возможно, все это звучало лишь в моем воображении, а на самом деле за спиной был пустой зал, полный пыли, старой рухляди и гниющих отбросов.

Зал, полный жутких теней и чужих воспоминаний.

 

Глава 14

 

– Я не спорю, Димон, но и ты пойми! А платить кто будет – Пушкин? Безвыходная ситуация.

– Ни хрена не безвыходная! Бабка моя рассказывала, как мать ее ночью на мороз выкинула. Засунула в сугроб. Прокормить не могла, лишний рот, ну и… А бабка выжила – там не простой сугроб оказался, а навозная куча. Тепло было. Утром мать пришла – девчонка живая. Решила, что это знак.

– К чему ты это?

– К тому. Вот там, в сугробе, была безвыходная ситуация!

– Чего у тебя все про одно – то дерьмо, то навоз.

– А потому что жизнь такая.

В тамбуре курили двое подвыпивших мужичков, и на секунду, когда я увидел их, испугался, как бы они не остановили меня, не заговорили. Общаться сейчас я ни с кем не мог. Всюду были обман, иллюзия, сплошной ужас.

Страх и отчаяние гнали меня, как охотничьи псы гонят волка. Вагон за вагоном, купе и плацкарт, без остановок… Не глядя по сторонам, я несся вперед, двери хлопали мне вслед, и хлопки казались издевательскими аплодисментами. Мне нужно было добраться до машиниста. Больше я ни о чем не думал, не позволял себе думать.

К тому моменту, как наткнулся на этих философов в вытянутых трениках, я промчался уже через восемь вагонов. В боку резко закололо, меня согнуло, как от удара, и я был вынужден остановиться, сделать передышку. Пытаясь прийти в себя, облокотился на стену. Мужики поглядели на меня слегка осоловевшими глазами и продолжили беседу.

Я не слушал, о чем они говорят. Не до того было: остановившись, я вновь принялся размышлять, и окружающая действительность обрушилась на меня, как поток горячей лавы, ошпаривая мозг. В голову, как ни гони их прочь, лезли мысли о случившемся в вагоне-ресторане. Сознание мое раздвоилось: призрачные голоса, перебивая друг друга, нашептывали каждый свое.

Один уговаривал пойти в купе и прилечь, отдохнуть до прибытия поезда – он старался убедить меня, что я болен, сошел с ума.

Второй торопил: беги дальше, выясни! Поговори с тем, у кого есть ответы. Тебя дурят, водят за нос – нужно узнать, кто за этим стоит!

Был еще и третий голос.

Быстрый переход