|
Дело в том, что вдруг узнал о болезни Ф. И. Тютчева, и потому не желал откладывать исполнение его портрета, с Вами же я говорил о том, что не желаете ли сделать для меня портрет с натуры, вот я к Вам первому и обратился; я не знаю, как у Вас договорится это дело, жду Вашего известия; я полагаю с фотографии придется подготовить, а с натуры окончить, когда Ф.И. будет поправляться и в состоянии сидеть».
Репин ответил, что он думает приняться за портрет через неделю, а фотографий видеть не хочет, чтобы живее взглянуть на него самого. 2 февраля Репин пошел к Тютчеву, но видеть его не мог. Он был очень болен. Старик камердинер и камерфрау немка безнадежно покачивали головами. Репин, по его словам, не утерпел и посмотрел две фотографии. «Лицо прекрасное, – говорит Репин, – поэтическое, очень моложавое, несмотря на седые волосы; Вы правду говорили – очень интересное лицо. Камерфрау говорит, что теперь уже узнать нельзя, так он изменился. Признаться я очень пожалею, если мне не удастся видеть его живым». 12 апреля Павел Михайлович спрашивает еще Репина про Тютчева: «Ни слуху, ни духу, но я думал, Вы еще раз побываете там, может быть, он и поправился». Но Репин занят своими «Бурлаками» и отъездом за границу. 6 марта 1874 года Павел Михайлович написал: «К сожалению, нам не удалось сделать портрет Фед. И в. Тютчева и его портрета не осталось». Тютчева для Павла Михайловича сделал в 1876 году Александровский с фотографии. Павел Михайлович 10 января 1877 года в письме к Крамскому говорит: «Сделайте одолжение, побывайте у Александровского… теперь портрет уже наверное у него и скажите мне, как Вы его находите; родные нашли, что желт, губы черны и шея длинна, но мне кажется в живописи-то он неважен – ошибаюсь я или нет». Крамской портрет осмотрел и нашел, что он похож на фотографию, покрытую охрой, «но есть что-то, что нравится и очень».
Илья Репин
Во всяком случае, лицо Тютчева так интересно и значительно, что можно простить недостатки, найденные в нем Павлом Михайловичем и Крамским. В декабре 1876 года, когда Крамскому пришлось бросить Париж, картину и предполагавшееся участие в трех выставках из-за тяжелого нервного состояния жены, он писал Павлу Михайловичу и просил дать ему работу, чтобы начать выплачивать долг. Павел Михайлович, как видно, просил его заняться портретами Некрасова, Салтыкова-Щедрина и А. Г. Рубинштейна. 22 января 1877 года Крамской сообщает: «Рубинштейн возвратится в мае, тогда и писать будем. Салтыков (Щедрин) в среду будет у меня, начинаем. Некрасов же умирает, но с ним хотели переговорить и Гончаров и Щедрин. Говорят, он никогда не был так хорош, как теперь. Не знаю, что будет». С больного Некрасова все-таки удалось сделать портрет. Даже два. Второй – картина. 25 января Павел Михайлович отвечает: «Уже особенно-то спасибо Вам за то, что Салтыкова так скоро залучили. Я забыл спросить Вас, какого размера предполагаете сделать этот портрет. Мне кажется его следовало бы писать с руками. Дай бог, чтобы вышел удачен». В том же письме, где Павел Михайлович выражает радость, что портрет Салтыкова налаживается, он говорит: «Хорошо бы очень было, если бы удалось успеть написать Некрасова. Уж очень бы рад я был». Через неделю ему не терпится, и он снова пишет: «Сегодня окончилась неделя, которую Вы предполагали всю провести у Некрасова, очень интересно бы мне знать состоялась ли эта работа и как она идет?» 16 февраля Крамской отвечает: «Как я говорил, так оно почти и вышло. Я дежурил всю неделю и даже больше у Некрасова, работал по 10-ти, по 15-ти минут (много) в день и то урывками; последние 3 дня, впрочем, по 1Ѕ часа, так как ему относительно лучше. |
