- Чего молчишь, милок? – окликнула меня Мамаша Нора. – Язык проглотил? Не видел никогда зеркал? Если бы ты сразу не брыкался, я бы тебе уже много разных интересных вещиц показала. Столько интересных штуковин, как у меня в доме, не у всякого столичного богатея есть!

Я не без труда отвёл взгляд от своего отражения.

Сделал в уме пометку обязательно обзавестись зеркалом – в будущем.

«Видели бы меня теперешнего без рубашки те вдовушки, - подумал я. – Руки бы себе до локтей сгрызли от досады. С такими данными мне следовало бы не у печи стоять, а танцевать стриптиз».

«Ты танцевать-то умеешь, парень?» - откликнулся на мои слова мастер Потус.

«Не хуже, чем печь хлеб», - заверил его я.

«Насколько – не хуже, етить тебя? Потому как пекарь из тебя пока плохонький».

«Всему можно научиться, старый. Когда-нибудь я и тесто буду месить, получше, чем тот же Полуша. Вот увидишь. Тем более, я уже и подкачался для этого. Видел, какие у меня теперь бицухи?».

«Я твои ухи не разглядывал. А что такое этот твой реп…тис, парень? Что это ты собрался танцевать? Я видел, как бабы на ярмарках пляшут. Но чтобы выплясывали мужики – пока ещё не видал. Где это такое деется?»

«Лучше тебе об этом не знать, старый».

- Пекарь! – окликнула меня Белецкая. – Эй, милок! Ты чай не уснул там?

Женщина помахала рукой – полы халата разошлись, демонстрируя мне ложбинку на её груди. Мой взгляд переместился на неё – по привычке. Я тут же отвёл его в сторону, радуясь, что мой интерес не заметил призрак старого пекаря: потом бы он долго надо мной глумился. А от Мамаши Норы мой интерес не укрылся. Они объяснила его по-своему. Ухмыльнулась. Приосанилась.

Бородач стукнул меня по плечу. Несильно.

- Отвечай, когда Мама спрашивает! – сказал он.

Едва не съездил ему кулаком по лицу.

Но сдержался: нам, магам, несолидно опускаться до рукоприкладства.

Я не имел никакого желания беседовать с Мамашей Норой. В спальню к ней явился не за этим.

«Действуй, мэтр».

На бородача «удар мешком» подействовал так же быстро, как когда-то на Сверчка. Ноги мужика подогнулись – он осел на пол, приложившись головой о пол. Ковёр приглушил звуки падения. Я не обернулся. Оказывать помощь бородатому не входило в мои планы. Уронил на пол рубаху: мне понадобятся обе руки. Улыбнулся (вполне искренне: представил, какое удовольствие сейчас получу). Неторопливо зашагал к Мамаше Норе, на ходу распутывая завязки на штанах.

Белецкая зачаровано следила за действиями моих рук. Чуть приоткрыла рот – то ли от удивления, то ли в предвкушении. Не замечала при этом, что не может пошевелить конечностями. Я решил не мудрить – воспользоваться проверенными на Сверчке заклинаниями. Бородачу достался «удар мешком». Мамаше Норе «местным параличом» сковал руки и ноги. Остановился в двух шагах от женщины – всё ещё теребил верёвки: завязки, как нарочно, запутались.

Не так я представлял этот момент. Думал, что «лёгким движением руки брюки превращаются в элегантные шорты»: развяжу завязки одним эффектным движением. Но, как и в том фильме, возникла «маленькая техническая неувязка»: справиться с затянувшимся узлом никак не получалось. Продолжал смотреть Мамаше Норе в глаза – теребил верёвку на штанах. Очарование момента безвозвратно испарялось. Прав был мастер Потус: стриптизёр из меня не лучше, чем пекарь.

- Ну же, милок, что ты хотел мне показать?

Белецкая словно не заметила падения бородача. И не тревожилась из-за того, что не могла двигаться. Елозила розовым кончиком языка по губам; зачарованно наблюдала за тем, как я терзал завязки на штанах. Полы её халата всё дальше удалялись друг от друга, демонстрируя мне завёрнутое в тонкую ткань ночной рубашки тестообразное тело.