Но его не убили вовсе. Только ранили лошадь. Нож, брошенный умелой рукой, попал Королеве в круп. От этого Королева понесла, и все усилия рыцаря Вереска и Трилистника пошли прахом.

Пролетая мимо столба, Григораш заметил, что Жанна жива. Она приподняла голову и проводила его мутным взглядом. Но радости было мало. Оруженосец снова не смог спасти предводительницу валькирий, да и сам спасся только потому, что Пантера решил не прерывать казнь ради бесплодной погони.

Пантера не знал, что лошадь серьезно ранена. А Королева, едва прошел шок, захромала, и Григорашу пришлось сойти с нее. Лошадь даже без седока и шагом двигалась с трудом.

А казнь тем временем достигла кульминации. Прирожденные убийцы тащили к костру колдунью Радуницу, которая отчаянно сопротивлялась и рассыпала проклятия.

Три девушки уже были мертвы, еще одна висела на столбе рядом с Жанной, а остальные ждали своей очереди. Их казнь отложили на десерт. Всем хотелось посмотреть сожжение самой непокорной валькирии, которая к тому же сама отрекомендовалась колдуньей. А колдунов и ведьм, как известно, во все века сжигали на кострах.

И тут неизвестно что переклинило в мозгу у славянской язычницы, крыша которой съехала на «Велесовой книге». Прервав поток языческих проклятий и заклинаний, она вдруг заговорила размеренно и грозно, и Жанна, которая как раз опять пришла в сознание, узнала в этих словах проклятие Жака де Моле, последнего магистра тамплиеров. Когда его сжигали на костре, он проклял своих палачей во главе с королем Франции и папой римским, и многие считают, что это проклятие сбылось в полной мере.

Жанна сама рассказывала валькириям об этой истории, но Радуница была последней, от кого она ожидала услышать повторения этих слов.

«Не иначе, как дух магистра тамплиеров вселился в нее», — подумала Жанна, мысли которой путались и сбивались. Дым костра, который никак не мог разгореться, навевал галлюцинации, и порой Жанне казалось, будто она уже в аду — и ее пронзал такой страх, с которым не сравнится ни страх боли, ни страх смерти. Ведь если это ад, то боль будет вечной, и от нее не избавит никакая смерть.

Жанна никогда не верила в рай и ад, но человек, распятый на кресте, способен поверить во что угодно.

Однако острый, как боль от ожога, приступ жуткого страха снова вернул Жанну к реальности, и она достаточно хорошо расслышала последние выкрики Радуницы, чтобы понять, что магистр тамплиеров тут ни при чем. Ни единого следа безумия не было в этих словах, ибо колдунья обращалась не к французскому королю и не к римскому папе, а к своим палачам. Она предрекала их ближайшее будущее.

— Не пройдет и недели, как первый из вас будет гореть в аду. Не пройдет и месяца, как самый главный из вас пожалеет, что родился на свет. Не пройдет и года, как никого из вас не останется на этой земле. Ни крови, ни плоти, ни потомства — только огонь, от которого никто не скроется. Пепел моего костра будет жечь вас, как адское пламя, пока не выжжет дотла!

И именно в этот момент порыв ветра понес клубы дыма в сторону ухмыляющихся палачей. Дым заставил их закашляться.

А когда дым отнесло в сторону, на месте казни уже появились гонцы Караванщика, и это тоже выглядело мистически. Только что здесь не было никаких всадников, и вдруг они словно материализовались из дыма, бесшумно и таинственно.

Крик Радуницы, босые ноги которой лизнули первые языки пламени, заглушил стук копыт. Из‑за этого крика гонцы никак не могли выполнить свою миссию — грозно приказать Пантере прекратить казнь.

Наконец, поняв, что жертву на костре уже не спасти, один из гонцов, лысый, худой и страшный, похожий на самого Вестника Смерти, выстрелом из пистолета прекратил ее мучения. И тут же направил пистолет на Пантеру, у которого от ярости глаза стали совершенно оловянными.

Он уже ничего не соображал, но остальные были умнее. Они поняли, что перед ними люди Караванщика, а Караванщик — доверенное лицо Шамана, с которым лучше не ссориться, иначе будет большая беда.