РОДЖЕР УОТЕРС: Да, песня совсем им не понравилась, очень не понравилась.

КОННОР МАКНАЙТ: То, что вы пошли на сделку с ними, не противоречило в какой-то мере имиджу андеграундной группы?

НИК МЕЙСОН: О господи, конечно, нет. Мы были рок-н-ролльной группой, а если вы рок-н-ролльная группа и записали пластинку, с которой хотите стать номером один, вам нужно, чтобы ее крутили в эфире, и, если вам велят что-то убрать или сделать что-то еще, вы делаете это. Причем вы оказываете сопротивление, насколько возможно. Вы звоните, к примеру, в «Evening Standard» и говорите: «А вы знаете, что на Би-би-си не хотят проигрывать нашу песню, так как в ней упоминается ваша газета?»

РОДЖЕР УОТЕРС: Эта строчка была изменена на «Daily Standard», чтобы их успокоить, но никто так и не услышал ее, потому что песня была очень отвратительно записана.

КОННОР МАКНАЙТ: Ты считал тогда браком многие песни. Однажды ты назвал песню «It Would Be So Nice» («Было бы прекрасно») полным хламом и добавил, что тем, кто ее купил, нужно провериться у психиатра.

РОДЖЕР УОТЕРС (смеется): Думаю, это правда.

НИК МЕЙСОН: Она была ужасной, эта пластинка. У нас не было определенного направления в тот период. Нас торопили с выпуском хит-синглов. Так много людей говорили о важности этого, что ты начинал думать, будто это действительно важно.

КОННОР МАКНАЙТ: Вас расстроил провал ваших следующих синглов?

НИК МЕЙСОН: Нет. Не понимаю почему, но мы не расстроились.

КОННОР МАКНАЙТ: У вас ни разу не было чувства, что вы стали никому не нужны? Что, возможно, Якобс и Мюррей были правы?

НИК МЕЙСОН: Мы, возможно, и думали, что мы неважные музыканты, но никогда не думали, что они правы. Смешно, но у меня совсем не было ощущения, что мы стали хламом, когда два сингла с треском провалились, что все кончено. Не знаю почему, но я так не считал, хотя многие люди имели противоположное мнение.

РОДЖЕР УОТЕРС: Провалился только этот сингл и «Apples And Oranges» («Яблоки и апельсины»).

НИК МЕЙСОН: И «Point Me At The Sky».

РОДЖЕР УОТЕРС: «Apples And Oranges» была очень хорошей песней, и такой же была «Point Me At The Sky». Я слушал ее примерно год тому назад, и, несмотря на ошибки и некачественную запись, я не думаю, что песня была плохой. «Apples And Oranges» была испорчена при записи — это очень хорошая песня.

НИК МЕЙСОН: Думаю, ее можно было сделать как надо, если бы мы над ней больше поработали.

IV. ДНИ С «BLACKHILL»

Когда я работал в «Time Out», мы готовили статью о Кевине Эйерсе, который до сих пор является клиентом «Blackhill», и, как обычно в таких случаях, мы позвонили туда, чтобы спросить, есть ли у них хорошие фотографии, которые мы могли бы использовать. Обычно в таких случаях служащие рекламного отдела уверяют вас, что такие фотографии есть, и обещают немедленно их доставить, а когда вы снова звоните, они бешено пытаются вспомнить, куда они их положили (если служащие старые, они, вероятно, прячут их в папке с надписью «Порвать»). Однако сотрудники «Blackhill» доставили нам все, что мы хотели, после чего продолжали по мере возможностей принимать участие в том, чтобы статья получилась хорошей. Бегающая вверх и вниз по лестницам, дающая полезные советы, очень необычная парочка.

КОННОР МАКНАЙТ: В 1968 году вы попросили субсидию у Художественного совета. В чем тут было дело?

НИК МЕЙСОН (между взрывами смеха): Это была очередная идея Питера Дженнера.

РОДЖЕР УОТЕРС: Чертовски хорошая идея.

НИК МЕЙСОН: Но только Художественный совет не занимается субсидированием групп.

КОННОР МАКНАЙТ: Питер был просто мастером по части идей — бесплатные фестивали и так далее.

НИК МЕЙСОН: Гораздо большим, чем ты думаешь.