Он сам ненавидел свою вампирскую сущность и страдал из-за этого.
Оставшаяся часть ночи прошла спокойно, а наутро их разбудил звонок телефона.
Отец Евы скончался.
— Похороны завтра, — сообщила Ева.
Она проплакала всю ночь, и хотя к утру успокоилась, выглядела непохожей на себя — без макияжа, одетая кое-как. Глаза покраснели, нос только что не светился. Когда Клер постучалась к Еве, та не ответила — не хотела видеть никого, даже Майкла.
— Ты пойдешь? — спросил у нее Майкл.
Клер вопрос показался странным — как можно не пойти? Но Ева лишь кивнула:
— Придется. Они правы — больше нам нечего делить. А ты?
— Конечно! К самой могиле мне не подойти, но...
— Если так, то оставайся дома. — Ева вздрогнула. — Церковь сама по себе — неподходящее для тебя место.
— Церковь? — спросила Клер, разливая по чашкам кофе для троих — Шейн, как обычно, от звонка не проснулся. — Правда?
— Ты еще не видела отца Джо? — Ева сумела еле заметно улыбнуться. — Тебе он понравится. Это... нечто.
— Когда Еве было двенадцать, она в него влюбилась, — поддел ее Майкл. — Что? Так оно и было, не спорь.
— Он священник, забыл? И с этим давно покончено.
— Отец Джо — он... — Клер вскинула брови и изобразила впивающиеся в шею зубы.
Майкл и Ева улыбнулись.
— Нет, — ответил Майкл. — Просто... его нельзя назвать образцовым священником, для этого он слишком неблагоразумный.
День прошел спокойно: у Евы был выходной, и она посвятила его стирке, уборке и прочим обычным делам. Майкл тоже сидел дома, а Клер решила пойти только на одну лекцию из четырех, считая, что по остальным предметам успевает и так. Это был приятный день — они прожили его, будто настоящая семья.
Похороны ожидались завтра в полдень, и перед Клер стоял вопрос, что надеть. Ее выходная одежда больше подойдет для праздника, а джинсы — это слишком неофициально. В итоге она одолжила у Евы черные колготки и черную юбку, что в сочетании с белой рубашкой выглядело соответствующим случаю.
Что наденет Ева, было неясно, поскольку за час до похорон она все еще сидела в черном халате перед зеркалом, глядя на свое отражение.
— Тебе помочь? — спросила Клер.
— Как думаешь, волосы зачесать наверх?
— Думаю, да. — Клер взяла щетку, тщательно расчесала густые волосы Евы, соорудила из них узел и подколола на затылке. — Вот так.
Ева начала было накладывать свой обычный макияж, но прекратила и в зеркале встретилась взглядом с Клер.
— Наверное, сейчас не стоит этого делать.
Клер не отвечала. Ева лишь слегка подкрасила губы — темной помадой, но не в ее привычном стиле — и стала рыться в шкафу. В конце концов, Ева выбрала закрытое длинное черное платье и вуаль, что для нее означало большую уступку общепринятым вкусам.
Все четверо появились в церкви за пятнадцать минут до назначенного времени. Когда Майкл завел машину в гараж, там уже стояли несколько вампирских автомобилей с затененными стеклами.
— Сегодня тут единственные похороны?
— Да, — ответил Майкл. — Похоже, у мистера Россера было больше друзей, чем он думал.
Но, как выяснилось, не так уж много. Вестибюль церкви оказался почти пуст, и в книге соболезнований набралось маловато записей. Около книги стояла мать Евы, кидаясь к каждому, кто входил.
Как и рассказывал Майкл, миссис Россер безостановочно плакала; она была вся в черном, подобно Еве, но вид ее отдавал театральностью: трагические волны бархата, большая шляпа и длинные перчатки. И, подумала Клер, если ты выглядишь более вычурно, чем даже Ева, у тебя определенно есть проблемы. Густой макияж миссис Россер портили стекающие по щекам слезы, осветленные волосы были в полном беспорядке. |