Молодого человека будущего мы должны научить умению получать удовольствие от общения с самим собой. Пока он не овладеет этой наукой, ему все тягостнее будет общение с окружающим миром. Он должен научиться развлекать сам себя. На сегодняшний день он все больше и больше зависит от того, что, по его мнению, развлекает его. Но если судить по выражению его лица, он не больно–то доволен подобными развлечениями. Если вдуматься, чем он располагает, — это и впрямь может показаться верхом изобретательности и роскоши. Он может мчаться в гоночном автомобиле со скоростью чуть ли не пушечного ядра и при этом благодаря радиоприемнику не терять связи с самыми отдаленными точками планеты. Он может связаться с Веной и Москвой, он может слушать Каир и Варшаву, и не беда, если он не увидит Англию, по которой в этот момент проносится как вихрь. Еще через сто лет его машина будет мчаться со скоростью кометы, а его приемник — принимать Луну. Но стоит машине остановиться, а мотору перестать работать, как перестает работать его голова. А стоит замолчать его приемнику, как замолкает и он, не имея что сказать. Если вдуматься, какую информацию он поглощает, она покажется поистине неисчерпаемым источником; ниагарский водопад сведений, неведомый его предкам, обрушивается на него ежечасно. Однако если задуматься, что он вынесет из этой информации, то вывод, к которому мы придем, будет весьма печальным. В большинстве случаев — ровным счетом ничего. Зачастую он не может даже поддержать разговор, как бывало прежде. Он не умеет вести долгих жарких споров, какие вели молодые люди во времена моей молодости. Итак, первым и самым поразительным результатом всего этого шума стало молчание. Вторым — крайнее раздражение, которое проявляется, если он решается взяться за перо или открыть рот.

Впрочем, раздражение раздражению — рознь. Существует огромная разница между раздражением Олдоса Хаксли и раздражением какого–нибудь мрачного выродка из романа Олдоса Хаксли. По правде говоря, мне кажется, что современное направление мысли в целом отличается своего рода интеллектуальной раздражительностью, то есть у нынешнего поколения отсутствует та самая безмятежность, благодаря которой человек счастлив от одной мысли, что он живет. Возьмем, к примеру, великого человека, принадлежащего к тому же поколению, что и Хаксли; человека, к которому я испытываю особое восхищение, — мистера Т. С. Элиота. При всей незаурядности его дарования никто не станет отрицать, что раздражительность является отличительным свойством и его музы. Начинал он с чистого пессимизма; впоследствии стал куда более тонким и неоднозначным поэтом, однако безмятежности так и не обрел. Возьму на себя смелость показать, чем отличается его поколение от моего. В свое время считалось наглостью, когда мальчишка критиковал старого джентльмена; теперь же, когда представитель старшего поколения намеревается критиковать представителя младшего, ему надлежит набраться не в пример большей наглости.