|
— Девочка еще раз жалостно всхлипнула и подползла ближе к лицу Шона, чтобы заняться его руками. — А доктор Лузон пытается уговорить его отдать тебя для научных исследований. Я думаю, это значит, что он тебя разрежет и вскроет. Доктор Лузон говорил, что удочерит меня, а вместо этого отдал меня Пастырю Вопиющему. Когда доктор Лузон уедет, меня накажут, а потом на мне женятся. Если Пастырь переспорит доктора, ты будешь моим свадебным ужином. А я не хочу видеть, как ты страдаешь. Коакстл говорит, что, если ты умрешь, другие чудовища отомстят за тебя и будет страдать мой народ. Я знаю, что жизнь есть страдание, но мы уже и без того очень страдаем, и мне кажется, этого довольно... Если мы будем страдать еще больше, это будет уже слишком.
— “Довольно” — это даже слишком много — ответил Шон-селки, пытаясь помочь ей перерезать путы: он развел руки так далеко, как только мог, натянув веревку. Должно быть, у девочки был самый тупой нож в мире — так долго она трудилась над веревками; но Шон благословлял ее появление и ее попытки спасти его. Наконец веревка на запястьях лопнула; рука Шона дернулась, он нечаянно ударил девочку по щеке. Она судорожно вздохнула, но не сказала ничего. Шону пришло в голову, что она привыкла к побоям. Эта мысль привела его в ярость. — Прости меня, малышка: я был неловок и случайно ударил ту, что освобождает меня... — Нет причин просить прощения у столь недостойного существа, как я. Это Коакстл приказала мне освободить тебя. Голоса мужчин, отдававших приказы, звучали теперь громче, а шум возле палатки усилился. — Нам пора уходить. — Сюда. — Девочка поползла к стене напротив выхода с такой скоростью, которую Шону развить было тяжело: раненая нога разболелась, а все мышцы затекли и одеревенели. Однако опасность того, что его сущность может быть раскрыта, подгоняла: стараясь забыть о боли, Шон-селки добрался до той дыры, через которую забралась в палатку девочка. Но его спасительница была намного меньше, чем он. Шон принялся лихорадочно разгребать руками ледяную кашу, пока не расширил дыру настолько, чтобы суметь в нее протиснуться. Потом он снова присыпал дыру льдом и снегом. — Коакстл ждет, — сказала девочка, жестом приглашая его следовать за ней. — Есть ли здесь поблизости мужская одежда? Рана от стрел не позволит мне бежать так быстро, как нужно. — Мужская одежда? — Да, и чем быстрее, тем лучше, милая девочка, — попросил Шон-селки. Шум приближался. — Сюда. Девочка двинулась в другом направлении. Шон завершил переход в человеческий облик и заковылял следом за ней со всей быстротой, на какую только был способен. Теперь рана болела еще сильнее. Наконец девочка остановилась и бросила ему какую-то замызганную одежду. Штаны оказались слишком коротки для Шона, но кожаная куртка и меховая безрукавка были в самый раз. Девочка снова исчезла. Шон сражался с одеждой, мечтая о том, чтобы перевязать чем-нибудь рану, прежде чем в нее попадет инфекция — уж очень грязны были штаны, но тут малышка появилась снова и бросила ему какие-то обмотки. — Обмотай этим ноги... О! У тебя настоящие ноги! Значит, на самом деле ты не чудовище? — Не совсем, малышка. А как человек я сейчас в большей безопасности среди людей, которые разыскивают чудовище... — Но ты не один из нас: все увидят, что ты чужак. — Ночью, в темноте? — В эту ночь огонь горит ярко. Коакстл сказала, что спрячет тебя. С ней ты будешь в безопасности. — Да, если доберусь до нее. Но я ранен и двигаюсь очень медленно. — Ну, конечно! Прости глупость недостойной... Идем со мной. Есть еще одно место, где ты будешь в безопасности. |
