Анджела Дрейк. Пленница сновидений
Пролог
Два десятилетия назад, когда Зое было шесть лет, мать взяла ее с собой к предсказательнице будущего. Гадалка была стара; глубокие морщины окружали ее глаза и веером расходились от уголков рта. У нее были длинные черные волосы, перехваченные вязаным шелковым шарфом, и золотые серьги, тускло мерцавшие в полумраке пыльной и душной комнатки. Зоя как зачарованная смотрела в морщинистое лицо и сверкающие пронзительные глаза. Она была загипнотизирована, не могла сдвинуться с места и испытывала непонятное, пугающее возбуждение. Мать сидела, стиснув руки, и лихорадочно задавала вопросы. Наконец старуха оторвала взгляд от туманного стеклянного шара и заговорила. Длинные, тягучие фразы… Зоя следила за ярко-красными губами, внимая убаюкивающему ритму; естественно, смысл слов гадалки ребенку был недоступен. Однако мать все прекрасно поняла. Плечи ее сгорбились, кулаки сжались, она громко зарыдала и бросилась к дверям. Перепуганная Зоя, рысью припустившись за плачущей матерью, оглянулась и бросила последний взгляд на странную женщину, обладавшую таинственной властью вызывать такое горе.
Глава 1
Франсуа Рожье посмотрел на блестящую желтую лужицу, покрывавшую дно сковородки, выключил газ и точным движением деревянной ложки превратил лужицу в пышный холм. Вторым движением он переправил это маленькое произведение искусства на нагретую тарелку, по ободку которой располагались петрушка и нарезанные кружками помидоры. — Леонора, твой омлет готов. Девочка сидела за столом, склонившись над тетрадью, и с болезненной тщательностью выводила буквы. Она подняла голову, похлопала глазами, возвращаясь к действительности, затем посмотрела на тарелку, на отца и улыбнулась. Леонора скрупулезно пересчитала дольки помидора и веточки петрушки. — Семь и семь. — Она по-птичьи склонила голову набок. — Счастливое число. — В самом деле? — невозмутимо спросил Франсуа, гадая, кто мог ей это сказать. Леонора потянулась за мельницей для перца. Маленькие, но сильные пальчики повернули рукоятку, и на тарелку посыпался коричневый душ. Девочка взяла вилку и благовоспитанно погрузила ее в омлет. У нее были вкусы взрослого человека. За завтраком Леонора предпочитала кофе апельсиновому соку, на ужин ела не куриную грудку, а свежеприготовленную «пасту». Правда, к тому времени она уже два года жила с отцом. Эти два года составляли треть ее жизни. А ее отец был человеком осторожным и аккуратным, если не сказать дотошным. — Можно посмотреть, над чем ты трудишься? — спросил Франсуа. Если бы девочка сказала «нет», он отнесся бы к ее мнению с уважением. Обрадованная его вниманием, Леонора кивнула и улыбнулась. Франсуа посмотрел на слова, написанные незатейливым, но уверенным детским почерком. Увиденное напомнило ему полные энергии абстрактные картины, выставленные в манхэттенской галерее Поппи. Картины, написанные главным образом зрелыми людьми. При этом воспоминании его пронзила острая боль. Поппи стоит посреди зала в луче солнца, ворвавшемся в огромное окно, и ее белокурую голову окружает золотистый нимб… Франсуа крепко зажмурил глаза и нахмурился. Не думай о ней, внушил он себе, ощущая свинцовую тяжесть в груди, и принялся рассматривать дело рук Леоноры. Девочка составила две длинных колонки: на одной стороне листа были приведены английские слова, на другой — их французские эквиваленты. То, что все на обоих языках было написано совершенно правильно, доставило Франсуа живейшую радость. Девочка начала бегло и уверенно разговаривать лишь в этом году. Он начинал бояться, что дочь не заговорит никогда… Едва удостоверившись в своей беременности, Поппи решила, что ее ребенок (несомненно, мальчик) будет в одинаковой степени владеть французским и английским. |
