Между прочим, Верещагин поинтересовался, как Русов оказался в батарее Бекасова.

— Под Плавной была такая убыль в людях, что мне его прислали подсобником. Отменный юнак! На перевале я его выпросил у Столетова снова… Болгарское ополчение дальше Шейново не пошло, конвоировало войска Весселя в Северную Болгарию. А Русов так и прижился. Награду ему прислал из штаба полковник Артамонов.

— Чего только не придумает война! — задумчиво сказал Верещагин.

Стояну Русову не терпелось рассказать Алеше о награде. На следующее утро, получив разрешение унтера, Стоян отправился в афанасьевскую сотню, расположившуюся на окраине города у финиковой рощи. Еще издали Русов услышал громкий казачий гогот и выкрики:

— Откель, станишники, вонь пошла?

— Ажнико дух спирает!

Тюкин купил за бесценок бутыль с розовым маслом, опрокинув флягу с остатком спирта себе в рот, Алифан наполнил ее до краев маслом, а то, что не вошло, вылил на свои порыжелые сапоги.

…На казачьем биваке готовили чай: котелки нанизали на шомполы, а концы их положили на рогатки, воткнутые в землю. Струился пар над котелками, шел дым от цигарок из духовитой махорки.

Суходолов у коновязи пытался накормить Быстреца фуражными консервами, только что прибывшими из России.

Письменная инструкция утверждала, что эти лепешки из гороховой муки и льняного масла сделал какой-то господин Варнеке и они вполне заменяют свежее сено. Но Быстрец упорно отказывался признавать выдумку господина Варнеке, воротил морду от лепешек, покрытых плесенью. Алексей в сердцах бросил «консервы» наземь и стал давить их каблуком, приговаривая:

— Придумал ить чем коня омманывать! Наварнакал! Сам бы жрал!

Он обрадовался, увидев Русова, да еще с медалью.

— Добрый казак! — похвалил Суходолов и шлепнул Русова ладонью между лопатками так, что тот зашатался. Хотел было оказать, что и его представили, да что раньше срока пылить.

— Казаци, казаци! — подтвердил Стоян и теперь шлепнул по спине Алешу. Ну, его не пошатнешь! — Как ты!

— Девяносто шестой пробы, — отшутился Суходолов.

— Может, тебя отпустят града да погледаш? — спросил Русов, пришепетывая, потому что передних зубов у него не было.

Есаул Афанасьев, выслушав просьбу Суходолова, согласился отпустить его пешим и ненадолго:

— Погляди, митякинец, какая тут жисть…

Алифан подмигнул вслед: мол, давай, казак, на своих двоих, да не вертайся, дурень, с пустыми руками…

Город готовился к приезду главнокомандующего: строили триумфальную арку, увитую листьями лавра и мирты, из окон свешивались цветные шали, ковры.

— Теперя скоро будем домом жалованы, — уверенно произнес Алексей, поудобнее сдвигая карабин на спине, — навоевались досыто!

Стоян не понял фразу о скором возвращении домой, но сказал о войне:

— Малко остана, — потому что уверен был: действительно, до конца немного осталось.

Потом Русов, вспомнив об Алешиной Кремене, начал оживленно, помогая жестами, рассказывать другу о болгарском обычае: если девойка идет с ведрами на коромысле, а парень напьется у нее воды — значит, избрал ту девойку.

«Вот чудо, я, когда стоял на часах в Плавне у губернатора, привидел, что воду ту пил, — подумал Алексей, — вернусь, беспременно скажу: „Пора, любима, на Дон“. Как по-ихнему „пора“?».

Вдруг до Русова и Суходолова донеслись громкий плач и крики. Навстречу бежала немолодая турчанка с растрепанными волосами, расширенными от ужаса глазами.