— Опять шлялась с ним?

 — Нет, папа. — Она вскрикнула от боли. — Прошу тебя... Ты сломаешь мне руку!

 Он замахнулся свободной рукой, чтобы ударить ее, его изуродованное синяками лицо перекосилось от гнева.

 — Ну, говори правду, Дженни! Опять была с ним?

 — Нет, клянусь, — выкрикнула она, вскинув руки, пытаясь защитить лицо от удара, который мог последовать в любую секунду. — Папа, пожалуйста, не бей меня! Я говорю правду!

 Мартин Колвилл отпустил ее.

 — Иди в дом и приготовь мне что-нибудь пожрать.

 Ей хотелось закричать в голос: мог бы и сам приготовить себе свою поганую жратву! Но она отлично знала, чем неминуемо закончится такой бунт. Она бросила быстрый взгляд на лицо отца и на мгновение пожалела, что Джеймс не убил его. Но это последний раз, думала она. Самый распоследний. Она прошла в кухню, сняла мокрое пальто, повесила его на гвоздь и принялась за стряпню.

 Глава 49

  Лондон

 Клайв Роач понял, что у него возникла серьезная проблема, в тот самый момент, когда Рудольф вошел в переполненный вагон. Все было бы нормально, если бы агент спокойно сидел в своем купе. Но стоило агенту покинуть купе и направиться в уборную, или в вагон-ресторан, или в другой вагон, как у Роача начались бы большие неприятности. Коридоры были забиты людьми; часть из них стояла, часть сидела на полу, тщетно пытаясь вздремнуть во время поездки. Ходить по поезду было настоящим испытанием: нужно было протискиваться между людьми, толкаться, все время говорить: «Извините» и «Прошу прощения». Пройти по вагонам за кем-то и остаться незамеченным было очень трудно и даже невозможно, если агент был хорошим. А все то, что Роач узнал о Рудольфе за время слежки, говорило ему, что этот парень очень хорош.

 Подозрение возникло у Роача в тот самый момент, когда Рудольф, схватившись за живот, вышел из купе, когда поезд еще не успел отъехать от платформы вокзала Истон, и принялся протискиваться в конец вагона. Рудольф был невысок ростом, не более пяти футов шести дюймов, и его голова сразу же скрылась в толпе пассажиров. Роач тоже попытался продвинуться в том направлении, не обращая внимания на ругань, ворчание и стоны других пассажиров. Впрочем, подходить вплотную он не решился: Рудольф несколько раз в течение дня «сдваивал след», и Роач опасался, что он мог запомнить его лицо. Коридор вагона был плохо освещен, согласно правилам затемнения, и к тому же там уже клубился густой сигаретный дым. Роач остановился в тени и наблюдал оттуда, как Рудольф дважды постучал в дверь уборной. Потом мимо Роача протиснулся еще один пассажир, на несколько секунд загородив собой немецкого агента. Когда помеха исчезла, Рудольфа на месте не оказалось.

 Роач еще минуты три оставался на месте, наблюдая за дверью уборной. К ней подошел какой-то мужчина, постучал, затем вошел и закрыл за собой дверь.

 В голове Роача взвыла тревожная сирена.

 Он рванулся вперед, растолкав стоявших в коридоре пассажиров, остановился перед дверью уборной и забарабанил по ней кулаком.

 — Подождешь, ничего с тобой не случится, — грубо откликнулся изнутри мужской голос.

 — Откройте! Полиция!

 Через несколько секунд дверь распахнулась. Мужчина одной рукой держался за защелку, а другой еще застегивал ширинку. Роач бросил внутрь лишь один взгляд и понял, что Рудольф исчез.