Бен со вдохом опустился на стул — раны и ссадины на его теле начали давать о себе знать.

— Они зашли к Куку и заставили его осмотреть свои повреждения. У меня не было на это времени.

Он зарылся лицом в лед, наслаждаясь прохладой.

— Нам повезло, что обошлось без стрельбы. Ой!

Он вздрогнул, когда Адди прижала кусочек ткани со льдом к уголку его разбитой губы.

— Поосторожней с этой штукой!

— Извини. Я знаю, что это болезненно.

— Ты права, черт возьми.

Она улыбалась, глядя в зеленые глаза искусителя, и постаралась быть еще более нежной с больным при оказании первой помощи. Из своей медицинской практики она знала, что мужчины молча, без жалоб переносят боль, но только до того момента, как становятся объектом внимания женщин. Тогда они начинают жаловаться и требуют бережного отношения.

— Выпьешь чего-нибудь.

— Я уже выпил, когда пришел на разговор с Расселом.

— Я…мы…не могли не слышать кое-что из вашего разговора.

Он сардонически усмехнулся.

— Прижав уши к замочной скважине, думаю, что вы не могли не услышать кое-что...

— Когда он успокоится и обдумает все, он может изменить свое решение. Ведь с точки зрения здравого смысла…

Бен фыркнул, услышав такое предположение.

— Ты прекрасно его знаешь. Это проблема не здравого смысла. Задета его гордость. Он не отступит.

— Что же ты собираешься делать?

Он пожал плечами, отведя от нее глаза.

— Вернуть забор на прежнее место.

— Даже если ты не веришь в его эффективность?

— Я объяснил Рассу свою точку зрения. В этом состоит моя работа. Он принял решение. Это его работа. Нравится оно мне или нет, я собираюсь действовать исходя из этого решения. Другой вариант – покинуть ранчо, но я к этому не готов.

— Почему бы и нет? На других ранчо тебя возьмут с руками и ногами.

— Что—то мне подсказывает, что ты мечтаешь о таком развитии событий.

Бен не мог не заметить, как она покраснела и отвела взгляд. Его глаза стали холодными, он настороженно на нее посмотрел и продолжил:

— Почему бы и нет? Потому что я люблю «Санрайз». И я дал слово Рассу, что останусь с ним, пока он будет во мне нуждаться.

— Ты ведь очень ему предан? – спросила Адди. В ее голосе появилось нечто неуловимое, что ему было трудно понять.

— Он один из самых замечательных людей, я когда-либо знал. И один из немногих, кто заслуживает предельной честности. Было бы легче сказать ему то, что он хотел бы услышать. Но я слишком его уважаю, чтобы так поступить.

— Он относится к тебе как к сыну. — Тон, которым она это произнесла, говорил, что ее утверждение нельзя расценивать как комплимент. — А как же твоя собственная семья? Твой отец?

— У меня замечательная семья в Иллинойсе. Уважаемый отец, проработавший в банке последние двадцать пять лет. – Он усмехнулся, у него улучшилось настроение. — Каждый раз, когда мы оказываемся рядом, у него начинаются первые признаки эпилепсии. Мы слишком разные, он и я.

— С гарвардским образованием, если оно действительно у тебя есть, ты бы легко нашел себе работу на востоке. Почему ты решил отправиться в Техас?

— Это единственное место, где я еще не объявлен в розыск… пока не объявлен.

Последнее утверждение, высказанное с полным равнодушием, было так близко к ее догадкам, что Адди замерла. Затем она заметила, как чертики прыгают в его глазах. Ах, он просто насмехается над ней. Она сердито на него взглянула, более не находя удовольствия в попытках быть с ним мягкой и нежной.

— Я никогда не знаю, какие твои слова воспринимать всерьез.

— Бедняжка Адди.