– Да, сэр. Всего хорошего, сэр, – кланяясь его удаляющейся спине, ответила Энни.

Шепотом бормоча проклятия, она, согнувшись под ветром и обходя скользкие от дождя травяные кочки, начала подниматься на холм. Морская соль оседала на губах и жгла глаза. Сквозь сощуренные веки Энни смогла рассмотреть тело, сидящее в кресле‑каталке и обращенное лицом к морю. Подойдя ближе, поняла, что это женщина, голова которой опирается на подголовник. По одежде от самого ворота и до подола расплывалось широкое густое пятно крови. Энни с трудом проглотила подкатившийся к горлу комок. Она привыкла к виду жертв преступления, но несколько выпитых прошлой ночью кружек пива, отлакированных экзотическими коктейлями с зонтиком в бокале, и тут напомнили о себе.

Нейлор и Бейкер стояли рядом с телом, которое осматривал судмедэксперт. Рядом суетился полицейский фотограф. Энни, поздоровавшись, обратилась с вопросом к Нейлору:

– Что у нас тут?

– Смерть при подозрительных обстоятельствах, – со свойственным ему лаконизмом ответил Нейлор.

Детектив Бейкер улыбнулась.

– Это я вижу. – Энни пристально разглядывала открытую кровавую рану от уха до уха, в которой белели хрящи. – Оружие не обнаружено?

– Нет, мэм.

– Кто‑нибудь смотрел там, внизу? – спросила Энни, указывая на подножие утеса.

– Только что послал туда двоих полицейских, – ответил Нейлор. – Но им надо спешить, скоро начнется прилив.

– Какое бы оружие мы ни нашли, ясно одно: она не сама нанесла себе такую рану, – заключила Энни. – А чайки не могли так постараться?

– От них всего можно ожидать, – согласился Нейлор, глядя на крикливую стаю. – Они становятся все нахальней и нахальней, а то, что они побывали на теле, не вызывает сомнений. – Вытянув указательный палец в сторону головы, он продолжал: – Видите эти раны вокруг уха? Думаю, они не кровоточат потому, что к тому времени, когда птицы начали клевать, кровь уже вытекла из тела. Мертвые тела не кровоточат.

Врач поднял голову, бросил на сержанта выразительный взгляд и объявил:

– Томми, да ты почти доктор медицины! Уверен, ты скоро и диплом получишь.

Энни снова ощутила в желудке неприятные позывы – противный липкий ком подкатил к горлу. Нет, только не это. Она не допустит, чтобы ее вырвало на глазах у Томми Нейлора. Да еще эти чайки… Она всегда ненавидела их, даже боялась – еще с той поры, когда ребенком жила в Сент‑Айвсе на полуострове Корнуолл. Энни и без хичкоковских «Птиц» знала, какую опасность может представлять стая чаек. Однажды они начали виться роем над ее коляской, пока отец, отойдя не более чем на двадцать ярдов, устроился рисовать живописную группу старых дубов. Это было самое первое воспоминание в жизни Энни. Она вздрогнула и спросила:

– Доктор, а вы ничего не хотите нам сообщить?

– Боюсь, мне почти нечего сказать. Она умерла час или два назад, и причиной смерти, как вы сами видите, стала потеря крови. Готов поклясться, это дело рук кровожадного безумца! Кто еще стал бы нападать на инвалида? Она, сдается мне, не могла и пальцем пошевелить, чтобы защитить себя.

– Что скажете насчет орудия убийства?

– Очень тонкое и очень острое лезвие вроде опасной бритвы или даже хирургического скальпеля. Патологоанатом даст более точную информацию после вскрытия. Пока скажу только, что лезвие было гладким, ровным, без зазубрин и зубцов.