— «Полжабы Биллсона», Смитфилд! — сказал он кебмену и блаженно растекся на сиденье, захлопнув за собой дверцу, пока ветер не захолодил его мокрую одежду. Двое клингхаймеровских парней рысили следом. Один, в синей рубашке, был из тех двоих, что первыми выскочили в дверь. Боже — они все еще ищут!.. Табби осел пониже на сиденье, сжимая трость, и снова выпрямился лишь тогда, когда его экипаж свернул за угол и лошадь пошла бодрым аллюром.
Вечер подходил к концу, и он задумался, ушли ли его компаньоны из «Полжабы» и оставили ли ему известие. Табби основательно разворошил осиное гнездо — против желания Элис и Хасбро, не говоря уже о том, что прогулял встречу за обедом. Но в этом было свое преимущество. Он предотвратил плачевную участь, что была уготована Финну и его странным спутникам, и теперь точно знал, что парнишка и слепая девочка невредимы — по крайней мере, сейчас.
Рана за ухом пульсировала, боль переливалась от виска к виску, но кровь остановилась — котелок-повязка сделал свое дело. Табби подумал о своем везении: трое на одного — а он уложил двоих, отправив третьего побегать. Удовлетворительный результат. Кучер ехал к Олд-Бейли, справа маячила Ньюгейтская тюрьма, а через несколько минут появились Фингал-стрит и Ламбет-корт, и вот уже перед глазами Табби предстала громадная деревянная жаба, озиравшая подъезды к трактиру со своего места над дверью. Волна облегчения захлестнула Фробишера-младшего, и он подумал, что жареный цыпленок и кружка пива будут сейчас как нельзя кстати. Дядя Гилберт вряд ли отказал бы ему в этом удовольствии.
XXXIV
ЗАТИШЬЕ ПЕРЕД БУРЕЙ
— Пора, Финн. Подними якорь, — сказал Бомонт, вынув трубку изо рта и выколачивая пепел за борт. Они сидели в позаимствованной лодке возле стенки набережной с видом на прибрежные развалины и илистую отмель, по которой в вонючей грязи шастали какие-то люди, выискивавшие, не принес ли что нужное схлынувший прилив. Они провели на воде весь последний час, укрываясь от ветра и любопытных взглядов прохожих с Саутуоркского моста, особенно от тех, кто двигался в сторону Куин-стрит — то есть от людей Клингхаймера, — за бортом пришвартованной тут шхуны. Нос судна, рассекая волны, создавал у бортов шхуны мертвую зону, что облегчило постановку лодки на якорь. Выше по течению лежал мост Блэкфрайарз — достаточно далеко, поэтому рыскавшие там приспешники Клингхаймера опасности не представляли, если только не таскали с собой телескопы. Опустившаяся на землю ночь давала определенную гарантию безопасности, если, конечно, беглецы оказались достаточно внимательны и не потеряли время даром.
Финн выбрал якорь — с железных лап на его ботинки стекала вода, — а Бомонт оттолкнул лодку веслом от стенки. Им следовало проплыть вдоль Саутуоркского моста к Лондонскому и к тамошним лестницам. Как только лодка вышла из-под прикрытия шхуны, ветер окреп, но тяжелые тучи, по крайней мере, не разразились дождем. Суда, стоявшие на якоре в Лондонском Пуле, выглядели темными силуэтами, проколотыми точками фонарей.
— Мне нравится твоя идея, Финн, — сказал Бомонт. — Она сработает. Ты ведь доверяешь устричнику, там, у Джорджа?
— Он друг. Я знаю его очень давно.
— Не особо удачная мысль путешествовать в катафалке раньше срока, — заметила мисс Бракен.
— Куда как хуже попасться на мосту мистеру Шедвеллу или кому из его парней, — ответил Бомонт. — Они будут рыдать как дети, думая, что с них спросит мистер Клингхаймер, и вцепятся в нас как клещи, если мы не ухватимся раньше.
— Я не знаю этого Шедвелла. Он хуже мистера Смайти? — спросила мисс Бракен.
— Смайти просто подарок по сравнению с Шедвеллом. |