— Что это с ней? — удивился Березин. — В кого же мы такие обидчивые?

— Гриша, ты просто еще не знаешь, — решила просветить криэйтора Карина. Она была ему благодарна за то, что он вмешался и уберег ее от грандиозной схватки с Вандой. — Эта тетка напрочь лишена чувства юмора. Анекдоты при ней лучше не рассказывать — не улыбнется, зато потом замучает уточняющими вопросами. Шуток не понимает, сама шутить не может. Тут была такая история… Я еще не работала, мне Лиза Никифорова рассказывала. На восьмое марта в этом году мужчины агентства в подарки вложили открытки со стихами. Стас Кон-драшов сочинил, каждой даме были посвящены отдельные строки. У Ванды было что-то типа «Ванда, рыбка дорогая, без тебя изнемогаю». Так она сначала побежала жаловаться мужу, что ее как женщину унизили, а потом накатала заявление в прокуратуру, что Кондрашов написал ей письмо, содержащее сексуальные намеки, и его поведение есть не что иное, как ничем не прикрытое сексуальное домогательство. В общем, чудом избежали неприятностей, Марьянов вовремя вмешался. Говорят, Стас потом с ней даже не здоровался, а она писала ему письма с извинениями, записки под дверь подкладывала.

— Бедняга, — засмеялся Березин. — Хорошо, что мы в России. В Штатах она засадила бы несчастного Стаса за решетку. Жаль парня, по-моему, он классный дизайнер. Слушай, бог с ней, с этой Вандой. Мне Марьянов позарез нужен. Может, чтобы я тут не отсвечивал, ты мне позвонишь, когда он освободится?

— Будет сделано, господин креативный директор, — улыбнулась в ответ Карина.

Рабочий день шел к концу уверенно и спокойно, почти благодушно. Удалось даже согласовать новые предложения вместо тех, что вызвали такую бурную реакцию генерального директора. Об утренних и всех последующих катаклизмах вспоминать не хотелось. Кажется, понедельник, этот последний день Помпеи, заканчивался вполне прилично.

— На сегодня вроде бы все, Родион Алексеевич. Больше никаких заморочек. План на завтра у вас в компьютере. Только… Вас уже часа два какой-то тип дожидается. Он в баре, на первом этаже. Просил передать, что дело очень важное и срочное.

— Что за дело? — насторожился Марьянов. — И почему он в баре, а не в приемной?

— Сказал, что дело сугубо личного порядка, касается непосредственно вас, поэтому говорить в офисе он не хочет. Предложил встретиться в баре.

— Может, это псих какой-нибудь? — почесал нос Марьянов. — Вдруг у него в кармане пистолет? Я приду, а он возьмет и пальнет в меня.

Было непохоже, что генеральный директор боится. Кажется, ему просто не хотелось ни с кем встречаться. Тем более в конце рабочего дня.

— Вообще-то на психа он не похож, — успокоила Карина. — Он визитку свою дал, сказал, вы должны его помнить. Соловьев Александр, из питерского агентства наружной рекламы «На щите».

Марьянов на мгновение задумался, словно что-то вспоминая, потом медленно произнес:

— Помню, как же. Забудешь такое.

— А что такое это ваше «такое»? — насторожилась Карина.

— Что вы сразу подпрыгиваете, как шарик для пинг-понга? Все нормально, успокойтесь. Никаких… как вы там выражаетесь? Никаких заморочек. Просто я три месяца назад выступал в Питере на конференции «Коммуникации в условиях кризиса». Соловьев этот был одним из организаторов. Интересно, чего ему от меня надо? Тут его мобильный на визитке, позвоните, скажите, что минут через пятнадцать я спущусь.

— Хорошо, Родион Алексеевич. Потом можно идти домой?

— Не можно, а нужно. Вам надо много отдыхать. Потому что вы много работаете.