Туман под ногами рассеялся, обрывки его словно клочья ваты цеплялись за сапоги, отставали. Иван бежал во всю прыть. И двигало им в эти минуты нечто большее чем страх. Дверца? Канал?! Они поразному называли проход из своих миров в мир земной. Но суть‑то была ясна. Доступ для всей этой нежити во Вселенную человека был закрыт, заблокирован, закодирован, заговорен – они даже не знали, как к нему подступиться. И он им невольно помогал. Он всегда нес добро, но по его следам ползло зло. Он прокладывал путь этому злу, пусть не сам, пусть по чьей‑то недоброй воле – но ведь он, а не кто‑то другой! Нет! Слишком круто! Если бы он сидел и ничего не делал, было бы хуже, неизмеримо хуже. И все же он виноват! И все же это Осевое измерение, это не просто бунт его подсознания, выверты памяти. Это реально существующая область Бытия. Нечего внушать себе, что все происходит в воспаленном мытарствами мозгу!

С огромного пурпурного валуна на Ивана бросился шестиногий зверюга с тремя рогами на носу и серповидным хвостом. Реакция сработала – рукоять скользнула в ладонь, – заискрился алмазный меч – и хищник, огласив окрестности истерическим рыком, рухнул в высокую алую траву. Иван не мог остановиться. Он бежал. Будто за ним гнались. А в ушах стонало и выло: «Не оставляй меня‑я‑я!» Нет, это все самое, настоящее, оно есть. Недаром здесь ведут исследования ребята из закрытого сектора. Исследования в Осевом! Почти никто о них и слыхом не слыхивал. Загадка XXV‑го века! Иван несся вперед, начиная осознавать, что его гонит некая сила, что он не совсем цодвластен себе. Он это понимал и раньше ... но забыл. Почему? Почему?! Он должен спасать Свету, вытаскивать ее из адского измерения. А его несет куда‑то. Только бы самому выбраться отсюда. Он тогда прижмет этих парней из закрытого сектора, он их возьмет за шкирку и потрясет хорошенечко, он выколотит из них все секреты! И он вернется тогда! Он вытащит отсюда Светку!

Пронзительный крик на миг остановил его. Но только на миг. Причал кто‑то знакомый. У желтой, уходящей в небеса стены кого‑то убивали. От крика закладывало уши.

Цай! Это вопил обезумевшим зверем карлик Цай ван Дау.

Раздумывать было некогда, Иван рванулся к стене. В три прыжка он подскочил к огромному уродливому монстру, заросшему черной с проседью щетиной, вскинул меч – хохочущая, скалящая зубы голова покатилась вниз по склону алого холма.

Только тогда Иван увидел истерзанного, жалкого Цая.

– С этой тварью покончено! – сказал тихо.

Цай всхлипнул, вытер кровь со щеки и пробурчал:

– Эта тварь – мой родной папаша.

– Ну извини тогда, – опечалился Иван, – не знал.

– Спасибо тебе, – захрипел Цай, – ты меня спас. Он давно хотел меня убить. Он преследовал меня повсюду. Правда, во снах и кошмарах. А теперь вот добрался наяву. А ведь я думал, что он давно уже сдох.

Вид у Цая был отвратный, будто его грызла целая стая гиен и шакалов, грызла не меньше суток. Но руки‑ноги, голова были целы. У Ивана давно глаз приметался: кто в яму глядит из раненных и увечных, а кому еще жить да гулять.

Но откуда он взялся в Осевом?!

– Как ты попал на Умагангу? – спросил карлик.

– По‑моему, ты немного ошибаешься, – ответил Иван, – это никакая не Умаганга.

– Значит, я не могу узнать своей планеты? Значит, я совсем трехнутый?! – занервничал Цай, заматывая раны на руке какими‑то обрывками.

Голова в овраге продолжала хохотать и скалиться. Зато съеживающееся тело «папаши» было похоже на выброшенную волной медузу, оно растекалось, превращалось в нечто бесформенное.