Вдруг холодная ладонь легла на горячую щеку Соргена и он вздрогнул, почувствовав боль во всем теле. Кожу стали холодить волны неведомой эманации, будто неосязаемый сквозняк проник в комнату. Медленно, с трудом действуя непослушными мышцами, Сорген повернул голову. В головах постели, сгорбившись, сидел Призрак. Горький стон вырвался из груди колдуна, когда он увидел ее лицо. Щеки ввалились, глаза скрылись в черных провалах глазниц. Силуэт Призрака шел волнами, то становясь менее видимым, то снова проявляясь на мгновение. Казалось, что к нему явилась сама Смерть, жуткая и печальная. Сорген поднял дрожавшую руку к колеблющемуся лицу Призрака, но не смог дотянуться так высоко. Пригибаемая вниз немощью, словно отяжеленная камнем, рука опустилась и прошла насквозь через колени видения.

– О, Дальвиг! – прошептал Призрак. – Я думала, что мы никогда не увидимся с тобой, но ты позвал меня.

– Я? – спросил Сорген, едва шевеля сухим, словно бы разбухшим языком. Ведь он только что выпил полкружки воды! – Нет… Я и не думал о тебе.

– Твои сомнения и желание оставить путь порока и смерти, непонятливый Дальвиг! Вот что стало зовом ко мне. Я тонула, погружаясь в бездонный колодец тьмы, когда словно бы порыв ветра подхватил меня под руки и перенес сюда. Несчастный Дальвиг! Где‑то глубоко внутри тебя прячется крошечная частичка человека. Клочок задержавшийся в пропащем теле души? Ты пожалел о том, что сотворил с собой и возжелал другой доли… Увы, слишком, слишком поздно! Долго ты шел к этому сомнению, и теперь, сколько ни оборачивайся, не увидишь обратного пути.

– А как же ты?

– Я? – высохший рот Призрака скривился в печальной усмешке. – Глоток воздуха перед тем, как погрузиться в темные глубины. Наше прощание… хотя теперь я буду исчезать с еще большей грустью.

– Но почему?

– Как иначе? Если б не твои сомнения, я могла бы думать, что ты полностью конченый человек, что для тебя осталась лишь одна дорога – к мучениям, которые ты заслужил. Но эти мысли… значит, есть о чем сожалеть. И это очень, очень грустно.

– Трудно представить, что могло быть по‑другому.

– Да, – Призрак снова улыбнулся, печально и устало. – Такая у нас судьба.

– Но откуда же эти сомнения, скажи мне? – внезапно воскликнул Сорген, в волнении подавшись вверх и даже приподнявшись на локтях. – Где им гнездиться в человеке, который лишен души?

– Это самое страшное, обреченный Дальвиг! – строго ответил Призрак. – Тем, кто вырвал из тебя душу, меньше всего интересна твоя судьба и твои муки. А душа… Понимаешь, я могла бы сравнить это с озером, чистым и прозрачным. Но потом исчезает родник, питающий его водой – и постепенно озеро становится прудом, зарастающим дурно пахнущей травой, затянутым ряской, с заваленным илом дном. Много лет пройдет до тех пор, пока он превратится в болото и затем высохнет совсем.

– И нет возможности прорыть к нему канаву из соседнего ручья?

– Если и есть, то мне об этом ничего не известно.

– Да. Все так говорят. И что же я теперь? Уже болото, или есть еще просветы между лягушачьей икрой и кувшинками?

– Не знаю, – признался Призрак. – Не знаю…

Слезы наполнили глаза Соргена, заставив его ожесточенно тереть лицо краем одеяла. Шмыгая носом, он снова взглянул в изголовье кровати – но там уже никого не было.

Он почувствовал дикое желание разрушить, разбить, сжечь что‑нибудь. Уставившись невидящими глазами в угол, он принялся шептать, жарко и спешно, словно сумасшедший.

– Что же это значит? Правильный путь – простить всех вокруг, скопом, не деля их на тех, кто прощения заслужил, и тех, кто его никогда не заслужит… Так? Отринуть от себя гадкие устремления, вроде желания отомстить и убить врагов, поцеловать их в лоб губами, которые те только что разбили мне в кровь, и превратиться в живое воплощение добродетели.