Словно догадавшись, к кому обратились мысли нового гостя, князь встрепенулся и полуобернулся к женщине, сидевшей каменно‑неподвижно.

– Милая, … хм… Ты ведь знакома с этим молодым человеком?

– Да, – тихо выдохнула она, и этот чуть хрипловатый голос, привыкший повелевать, подействовал на Соргена, как ушат холодной воды. Он мгновенно узнал этот гордый поворот головы и эти волосы, густые и длинные. Это была хорошая встряска, пробудившая старые воспоминания, непонятные щекочущие ощущения во всем теле. Женщина медленно откинула вуаль и посмотрела на Соргена долгим, горячим взглядом. Хейла, дочь царя Зэманэхе, его давешняя любовница. Женщина, спасшая ему жизнь, а потом выгнавшая из своего дворца на дороги незнакомой страны. Хотя нет – он ведь сам тогда ушел… Она только создала походящие условия для скорого расставания, а вот теперь сидит здесь и пожирает его этим приводящим в дрожь взглядом!

Тот юноша, каким был Сорген пять лет назад, упал бы в кресло и не смог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Он не мог бы вымолвить ни слова, краснел и сглатывал тягучую слюну – но Сорген нынешний только склонил голову и изогнул губы в привычной усмешке.

– Вот уж воистину, странным образом пересекаются пути людей! – пробормотал он. – Здравствуй, дорогая.

Хейла напряглась, готовая встать и броситься в объятия Соргена, но тот устало опустился в кресло и даже чуть прикрыл глаза, словно свет лампы показался ему невыносимо ярким. Внутри бушевал пожар, но снаружи царил лед.

– Здравствуй, – проворковала Хейла. В ее голосе тоже не было посторонних ноток – ни нетерпения, ни разочарования. Только ласковая вкрадчивость кошки, которая провинилась перед хозяином и ластится, чтобы заработать прощение.

– Старинные знакомцы! – мечтательно воскликнул забытый всеми Рогез. – Как я вижу, ваше знакомство на самом деле было очень близким и … дружеским, хе‑хе. Ну вот, Сорген! Я заслужил прощения?

Не слушая ответа и не глядя на застывших в креслах гостей, Рогез вскочил и стал суетливо шарить ногой, надевая тапок.

– Ну, вы тут поворкуйте. Я пойду, распоряжусь о вине, да и ужинать пора.

Сорген отметил исчезновение князя краем глаза. Да, он не мог врать себе – Хейла привлекала к себе все его внимание, независимо оттого, что он думал о ней, или что хотел бы думать. Со времени их последней встречи в царском дворце Зэманэхе наследница тамошнего престола изменилась еще сильнее, чем сам Сорген. Недоумевая, он разглядывал ее и не знал, смеяться ему или плакать? Тогда, пять лет назад, она была коренастой и мускулистой женщиной‑солдатом, сильной, воинственной странницей. Откуда взялась эта тонкая шейка, нежная золотистая кожа и длинные, грациозные ноги? Короткое платье с поясом подчеркивало округлость бедер и невесть откуда взявшуюся талию, а из складок, грозя разорвать жемчужные нити, просилась наружу пышная грудь. Сорген возблагодарил судьбу за то, что усмешка никогда не покидала его губ: сейчас она могла бы оказаться символом насмешки. Нынешняя Хейла походила на куклу, роскошную оболочку, надетую глупой девицей в тщетной надежде понравится предмету обожания. Да, кожа прекрасна на ощупь, грудь упруга, бедра круты – но все это фальшивка! Сорген одернул себя: быть может, он зря думает, будто это сделано ради него… Есть ведь много других мужчин, а Хейла любит их всех. Почти всех… Однако, ее взгляд не может обмануть. Эти глаза! Ах, здесь она поступила чуть мудрее, ибо лицо осталось прежним. Раскосые глаза, хитрые, сводящие с ума, пухлые губы, которые так хотелось целовать. Тонкие, приятные черты… Сорген вдруг поймал себя на том, что почти полностью успокоился и разглядывает Хейлу, словно статую или портрет: немного восхищения, легкая грусть, вызванная воспоминаниями, и никакой страсти.