Джудит нырнула в гору нефритовых фигурок, лазерных ручек, исчерканных билетов тотализатора, фактлистиков с небрежно начерканными на обороте паролями доступа, и датакубиков без этикеток, и с триумфальным воплем выдернула из ее глубин панель управления.

– Перепробуй все камеры в третьем, – наставлял ее Гилл. – Будем перелистывать по одной, пока не…

– Глупый, – перебила его Джудит, – экранов куда больше шести, можем включить все камеры разом.

Дрожащими руками она набрала код камеры наблюдения в секторе 3-А, потом 3-Б, 3-Ц, 3-Д…

– ВОТ ОНА! – хором воскликнули Гилл и Рафик.

– Нет, не она! – настаивал Пал.

Дельзаки Ли шепотом отдал приказ, и послушное кресло двинулось через комнату, поближе к тому экрану, что показывал происходящее в штреке 3-Д.

– Вот он! – хором завизжала вся группа, когда Хаджнал вылетел на открытое место позади рамонова пробойника и последние двадцать футов одолел, скользя на пятой точке, чтобы остановиться под самой горой лунного щебня, громоздившейся в конце штрека. – Достал? Достал?

– Хаджнал, гроссмейстер воров с Кездета, наносит новый удар! – похвастался мальчишка, распахивая куртчонку, чтобы продемонстрировать приятелям перепуганного до смерти ушастого, белогрудого шизайца. Зверек, пронзительно пискнув, метнулся прочь из сомнительного убежища, ударив Хаджнала в грудь мощными задними лапами, и вся компания с гиканьем бросилась его ловить.

– Ай! Он царапается!

– Ирунда ета, ты гля, как он меня располосовал – я же не выронил! – Задрав футболку, Хаджнал с гордостью показал всем длинные кровоточащие царапины на груди и животе. – Да поскорей же, пихайте его в ящик за операторской кабиной! Я по дороге Рамона видал. Не поверит он, что тут привидения водются, если увидит клятую животину.

– Бе-едный шизайчик, – проворковала одна из девочек, прижимая к себе напуганную зверушку и поглаживая по спине, покуда шизаяц не перестал нервно поводить ушами и закатывать глаза. – Ты же не хотел никого поранить, бедняжка? Ты сам напугался? Хаджнал, по-моему, не стоит его сувать в ящик, он со страху околеть может.

– Эва, если ты не перестанешь с ним носиться, он у тебя на руках задрыхнет, и вся затея накроется!

Бесенята из первого выпускного класса уже не первую неделю обрабатывали Рамона Тринидада, пытаясь убедить суеверного шахтера, что проходческий комбайн, на котором тот работал, одержим духом рудничного рабочего, погибшего при обстоятельствах столь ужасных, что никто из тех, кто слышал его историю, не соглашался больше работать на этом месте. Успех своей затеи они измеряли количеством образков и иконок, которыми Рамон увешивал злосчастный комбайн, дружно винили рабочих следующей смены за то, что те «теряли» большую часть образов, и даже устроили негласное соревнование – кто обронит больше душераздирающих намеков о судьбе несчастного мифического рабочего. Однако Рамон уже начал сомневаться в ничем не подтвержденных ребячьих байках, и пора было подкинуть ему свидетельства посерьезней. Расчет был на то, что писк и поскребывание принадлежащего пекарю с третьей смены ручного шизайца, запертого в ящике для инструментов позади кабины, прозвучат достаточно призрачно. А Хаджнал, страшно гордившийся своим прошлым – на Кездете он был не крепостным на фабрике, как остальные, а свободным воришкой – вызвался «одолжить» шизайца без ведома пекаря.

– Это низко – сажать его в темный тесный ящик! – пропищала другая девчонка. – Не надо! Он такой сла-авный!

– Славный, – пробурчал Хаджнал.