На самом деле внутри у него разлилась саднящая пустота. Ведь он впервые рассказал кому-то такие подробности о важном периоде своей жизни. Он сам был поражен, как быстро и послушно в нем ожили воспоминания тех дней и примитивные эмоции команча. А ведь он считал, что сумел избавиться от них много лет назад.
Ему была интересна реакция Себастиана на его рассказ, но спрашивать не хотелось.
Себастиан продолжал смотреть на него изучающе, и Рафаэль с удивлением отметил, что у него в глазах нет ни упрека, ни осуждения. И, не выдержав, старший мужчина спросил младшего:
— Ну, что, комментариев не будет? Ты всегда так скор на слова, а теперь твое долгое молчание озадачивает меня. Или ты обдумываешь, как сформулировать фразу пообтекаемей, чтобы не обидеть меня?
— Нет! — ответил Себастиан абсолютно честно. — Я просто подумал о том, что скорлупа цивилизации на каждом из нас очень тонка и хрупка. То, о чем ты мне рассказал, с одной стороны, не может не потрясти, а с другой….
— А с другой, — перебил его Рафаэль, — ты вдруг понял, что внутри у каждого цивилизованного человека прячется дикарь, — произнес он очень сухим тоном. — Ты можешь мне не верить, но многие пленники, которых находили и выменивали у команчей, убегали от своих спасителей и возвращались в племя.
— Ну, ты-то так не поступил?
Рафаэль горько рассмеялся:
— Только потому, что мой дедушка предпринял все меры предосторожности, чтобы лишить меня такой возможности.
— Но когда ты был в Испании, там же за тобой не следили круглые сутки?
— Не следили, но в этом тогда уже не было необходимости. — И видя удивленный взгляд Себастиана, он пояснил:
— Когда дон Фелипе «освобождал» меня от команчей, ему очень повезло. Сначала он этого не оценил, но потом быстро сообразил. В тот момент, когда меня схватили его люди, вместе со мной попались еще двое команчей. Одного из них я считал своим отцом, а другого — старшим братом. Мы ведь не имели понятия, кто нас схватил, и тем более не знали, кто приказал это сделать. Мы полагали, что стали жертвами мексиканских бандитос. Не сразу стало понятно и то, почему меня разъединили с двумя другими.
Поймав Буйволиного Рога — так звали моего приемного отца — и его сына Стоящего Коня — это был мой названый брат, — дон Фелипе выиграл в лотерею. Он получил рычаг воздействия на меня. Мне было очень красочно рассказано, что ждет двух пленников, если я откажусь выполнять распоряжения дона Фелипе.
Себастиан даже присвистнул, поняв, почему Рафаэль часто совершал поступки, которые посторонним, знающим его характер, казались странными и нелогичными. Стала понятна и подоплека брака с Консуэлой.
Немного помолчав, Себастиан поинтересовался:
— А потом ты когда-нибудь бывал у команчей?
— Естественно! — не промедлил с ответом Рафаэль, но был вынужден признать:
— Дон Фелипе и его подручные — священники и преподаватели — неплохо поработали со мной. Я понял, что команчи могли бы принять меня как блудного сына назад. Но сам я не смог бы теперь жить среди них и поступать, как раньше. Я слишком много знал теперь об окружающем мире и вопреки собственной воле все-таки превратился в испанского внука, заполучить которого дон Фелипе хотел за любую цену.
По выражению лица Рафаэля Себастиан понял, что тому не хотелось бы продолжать эту тему. И через несколько секунд, затянувшись сигарой, Рафаэль сказал:
— Я думаю, мы обсудили мое индейское прошлое достаточно подробно. Больше я не намерен рассуждать о том, что произошло много лет назад.
Он чуть ли не со злобой повернул лежащее на земле седло и положил на него голову, устраиваясь на ночлег. |