Дело не только в том, что магический горшок снова исчез. Всеобщие поиски происходили в их жизни настолько часто, что много лет назад Энни решила, будто горшок обладал способностью самостоятельно принимать решения, что его периодические исчезновения служат какой-то определенной цели, понятной только ему самому. Это мнение подтверждали таинственные изменения внешнего вида горшка, а поскольку лишь Энни была наделена особой чувствительностью, она больше других подозревала в последних событиях нечто неладное.

Так в чем же дело на этот раз?

Похоже, Хлоя склонялась к мысли, что подруга Рори — Лили — нечаянно завладела волшебной вещицей, и внезапный интерес кукушек, обладающих особыми способностями к розыску пропавших вещей, к девушке только подтверждал это предположение. Но какой в этом смысл? Какими бы возможностями ни обладал горшок Ворона, Лили ни в коей мере не могла ими воспользоваться. Подобное действо требовало большой чистоты древней крови, у Лили же была лишь незначительная часть грачиной крови. Так или иначе, при облете прошлой ночью района, в котором жила Лили, Энни не заметила никаких следов горшка.

Она пыталась поговорить на эту тему с девчонками-воронами, но они остались такими же скрытными, как и всегда. Это никого не могло удивить. В большинстве случаев они демонстрировали полнейшее безразличие ко всему на свете или же отделывались предложениями абсолютно невыполнимых идей, как накануне, когда они явились на собрание и сказали, что можно попробовать искать горшок по запаху, хотя всем известно, что волшебный талисман ничем не пахнет. У него имеется особая аура, но не запах.

По крайней мере, они хоть пытались внести свой вклад. Хлоя вообще не появилась на собрании, не намеревалась она принимать участие и в поисках. Она заявила, что не может оставить Люция, но Энни подозревала, что Хлоя все больше и больше поддавалась агорафобии. Еще несколько лет, и она отвернется от мира, как и Люций.

Без всякой причины Энни вспомнился Поль. Он был таким же общительным, как и девчонки-вороны, но более чувствительным. Энни охватила глубокая меланхолия. Случались дни, когда она непереносимо тосковала по этому юноше, что совсем неудивительно — они были очень близки последние годы. Иногда, закрыв глаза, Энни могла слушать его игру на рояле.

Вот и сейчас Энни смежила веки, но услышала только шелест крыльев. Подняв голову, она обнаружила, что с высоты к ней по спирали спускаются девчонки-вороны. Вот они уже расселись верхом на горгульях по обе стороны от нее и уставились на Энни с самым серьезным выражением на лицах.

— Вы что-нибудь нашли? — спросила она.

Но девчонок-ворон совершенно не интересовали поиски магического сосуда.

— Ты выглядишь очень-очень печальной, — промолвила Мэйда.

Зия наклонилась вперед, так что уперлась подбородком в лоб горгульи, на которой сидела верхом.

— Очень-очень, — подтвердила она.

— Я вспоминала о Поле, — пояснила Энни.

— Поль нам нравился, — заметила Мэйда.

— Он всегда был так добр с нами.

— И очень хорошо играл.

Энни вздохнула:

— Я помню. Я даже частенько оставляла открытой дверь своей комнаты, чтобы послушать, как он занимается. Мы иногда мечтали записать что-нибудь совместно, но тогда мы так и не нашли времени, а теперь слишком поздно.

— Слишком поздно, — эхом повторила Зия.

— Это два самых печальных слова в мире, — сказала Мэйда.

— Когда они звучат вместе.

— И в таком порядке, — согласилась Мэйда.

Энни не могла с ними спорить. Как много неосуществленных возможностей вспоминалось при этих словах!

— А что с горшком? — спросила она, переводя разговор на менее угнетающую тему, хотя охоту за талисманом Ворона ни в коей мере нельзя было назвать развлечением.