– Женщины так любят кровопролитие, – сказал Филип. – Кто бы мог подумать, что вы только что рыдали над могилой человека, умершего насильственной смертью? Я-то полагал, что вы видели достаточно, чтобы понять, какое горе причиняет вражда. У тех парней с «Авроры», которых, как говорят, подстрелил Кинрейд, возможно, тоже были отцы и матери, ждущие их возвращения домой.

– Не думаю, что он их убил, – произнесла Сильвия. – Он кажется таким добрым.

Но Молли не понравилась такая половинчатость.

– А вот я скажу, что Чарли убил их наповал; он не из тех, кто бросает дело незаконченным. И знаете что? Поделом им!

– А это, случайно, не Эстер, которая служит в магазине у Фостеров? – спросила Сильвия тихо, заметив молодую женщину, которая внезапно появилась впереди, выступив из перелаза каменной стены.

– Да, – подтвердил Филип. – Где ты была, Эстер? – поинтересовался он, когда они подошли поближе.

Слегка покраснев, Эстер ответила в своей неторопливой, спокойной манере:

– Я сидела с Бетси Дарли – она прикована к постели. Ей было одиноко, пока остальные были на похоронах.

Молодая женщина уже собиралась уйти, однако Сильвия, по-прежнему охваченная живым сочувствием к родным убитого и желавшая обо всем ее расспросить, положила руку Эстер на предплечье, удерживая ее. Слегка отступив и покраснев еще сильнее, та, говоря по-прежнему тихо, ответила на все вопросы.

Даже в нашу просвещенную эпоху в сельской местности мало кто задумывается о мотивации людей и анализирует их поступки, а лет шестьдесят-семьдесят назад такое случалось еще реже. Я не хочу сказать, что вдумчивые люди не читали книг вроде «Самопознания» Мейсона и «Серьезного воззвания» Ло или что последователи Уэсли не практиковали совместные чтения Библии, призванные наставлять слушателей. Однако в целом можно утверждать, что в те времена немногие понимали, кто они, если сравнить их с числом наших современников, осознающих свои добродетели, личные качества, недостатки и слабости и склонных сравнивать себя с другими – не из фарисейства или высокомерия, но руководствуясь живым осознанием своих особенностей, которое в большей степени, чем что бы то ни было, лишает человека свежести и оригинальности.

Впрочем, вернемся к тем, кого мы оставили стоять на пешей тропе, протянувшейся по холмам вдоль дороги, что вела к Хэйтерсбэнку. Сильвия думала о том, как добра была Эстер, согласившаяся посидеть с бедной, прикованной к постели сестрой Дарли, и при этом не испытывала ни малейших угрызений совести из-за того, как в сравнении с этим выглядело ее собственное поведение – поведение девицы, которая пошла в церковь из тщеславия и осталась на похоронах из любопытства и жажды новых впечатлений. Современная девушка осудила бы себя за это, лишившись тем самым простого очищающего удовольствия от восхищения чужим поступком.

Эстер продолжила путь, зашагав по склону холма к расположенному внизу городу. Остальные медленно двинулись в противоположном направлении. Какое-то время они шли в молчании, однако затем тишину нарушила Сильвия:

– Какая же она хорошая!

– Да, это правда, – с теплотой в голосе отозвался ожидавший подобной реакции Филип. – И никто, кроме нас, живущих с ней под одной крышей, об этом не знает.

– Ее мать ведь старая квакерша, не так ли? – поинтересовалась Молли.

– Элис Роуз входит в общество Друзей, если ты об этом, – ответил Филип.

– Да-да, некоторые люди особенные. А Уильям Коулсон – квакер… то есть один из Друзей?

– Да; все они – очень хорошие люди.

– Батюшки! Поверить не могу, что ты беседуешь с грешницами вроде нас с Сильвией, регулярно встречаясь с такими примерами добродетели, – сказала Молли, до сих пор не простившая Филипа за то, что он усомнился в способности Кинрейда убить.