Он в последний раз за этот долгий день поцеловал Грету и зажег ночные фары. Она провела рукой по его лицу: под ладонью — чуть шершавая от едва появившейся щетины кожа.

— Сегодня пойдешь?

— Да.

— Позвони мне, когда вернешься.

— Конечно! — поспешил заверить Ансельмо.

— В любое время. Не бойся меня разбудить.

— И ты ничего не бойся.

Улыбка. Улыбка в ответ. Такие непохожие друг на друга.

Улыбка Ансельмо была тугой. Как нить, протянувшаяся между их глазами.

Едва они попрощались, нить разорвалась и улыбку сменило тяжелое выражение.

Какое облегчение! С тех пор как сегодня вечером Грета вошла в мастерскую, Ансельмо пытался скрыть тревогу последних дней за маской с приподнятыми углами губ, и теперь у него болели скулы. А что, если она заметила? Вряд ли. Впрочем, он слишком мало ее знал, чтобы судить о подобных вещах…

Утомленные глаза вглядывались в пугающую пропасть. Там не было Греты, там его ждала тень постыдного сомнения. Пограничная полоса, откуда невозможно разглядеть траекторию пути. Как слишком крутой поворот или слишком высокий подъем. Как спуск, который вел серпантином от Корвиале.

Ансельмо прибавил скорость, надеясь сократить расстояние между собой и горизонтом. Поискал глазами подъем и, найдя его, приподнялся на педалях, чтобы от прилагаемых усилий чувствовать себя сильнее. Спуска он был недостоин. Поэтому свернул на узкую улицу, вдоль которой тянулись только что распустившиеся деревья. Их кроны взрывались в ночи одна за другой рядом с его велосипедом ослепительными искрами розовых лепестков. Он ехал, петляя из стороны в сторону. Его отвлекали запахи и звуки, и он старался ехать быстрее. Еще быстрее. Только чтобы устоять перед весенним пожаром.

Когда он доехал до улицы Мальяна, была ночь.

Ансельмо захотелось стать невидимкой. Надо просто расправить руки и перелететь через ограду. Он знает, как это делать, он уже делал это. Это легко, когда на тебя никто не смотрит. Или когда на тебя смотрят только зеленые глаза Греты. Но ее здесь нет.

Зато здесь есть темные стеклянные глаза пяти видеокамер и чуть поодаль — воспаленные от бессонной ночи глаза охранника.

Ансельмо замер в тени деревьев, внимательно изучая обстановку. Ему надо было подняться вверх и исчезнуть из поля зрения камер и охранника. Он пробежал глазами по верхушкам деревьев и крышам соседних зданий. Если перепрыгнуть с веток на террасы, а с них на крышу депо, он рискует всего тысячную долю секунды. Потом он станет невидимым. Ансельмо быстро привязал велосипед и подошел ближе.

Он не был уверен, что у него получится. Вполне возможно, он разучился не только видеть, но и летать. Ансельмо тряхнул головой, прогоняя ненужные мысли, и собрался. Закрыл глаза, сомкнул руки, перестал дышать. Потом согнул все суставы тела, вбирая в себя свет всех посланий, и стал сжимать их в круги. Плотнее, еще плотнее. Он чувствовал, как их движущая сила вибрирует пружиной в каждой его связке. Он пригнулся к земле, и земля оттолкнула его. Пружина распрямилась, распахнув его руки в рывке светящихся полос. Вспышка радуги — и он в небе. Один шаг по верхушке ели, второй — поверх антенны соседнего дома. И мягкая посадка на плоскую крышу депо. Светящиеся ленты погасли одна за другой. Ансельмо почувствовал, как их энергию впитал радостный вихрь в венах.

— У меня получилось, — сказал он звездам.

Небо ответило порывом ветра. Ветер усиливался, но Ансельмо даже не попытался проследить за рисунком посланий, потерянных в воздухе. Не сейчас. Сейчас ему надо попасть в архив и забыть обо всем остальном.

Словно в подтверждение этих мыслей, у его ног прополз луч света. Свет струился из-под железной двери, ведущей в депо. На лестнице послышались шаги. Ансельмо посмотрел вокруг в поисках чего-нибудь, что могло бы наделать много шума.