|
Он наблюдал за их непринужденной болтовней: за юным Уиллом, уже пятнадцатилетним, но все еще по-мальчишески худым, взявшим от матери волосы, отливающие потемневшим от времени золотом; за Элоизой, все еще погруженной в свое вдовство и в то же время являвшейся незаменимым управляющим делами мистера Фаулера и координатором организационной части предвыборной кампании Билли; за мистером Фаулером, поседевшим и погрузневшим, но во всем остальном так и не изменившимся за последние двадцать лет, хотя ему уже исполнилось семьдесят пять; за Кэрри, достигшей того же возраста, но выглядевшей значительно старше, все время страдающей от какой-то, не поддающейся диагнозу болезни, хотя, по глубокому убеждению Билли, истинной причиной ее непрекращающихся страданий являлась гибель отца; и за Патрицией, все еще прекрасной, все еще зовущей и манящей, медленно набирающей возраст и становящейся с годами только лучше, как изысканное вино.
Целый час, пока они просматривали воскресные газеты, их клонило в сон; наконец, Фаулеры извинились и поехали домой отдохнуть и вздремнуть. С ними уехала и Элоиза. Пошел дождь. Приехал Хью Холмс. Билли встретил его на крыльце с зонтиком и проводил к себе в кабинет, где их уже ждала Патриция с кофе. Уилл попросил разрешения удалиться и заняться выполнением индивидуального школьного задания. Билли открыл шкафчик, встроенный в нижнюю часть книжного шкафа, и достал оттуда непочатую бутылку бренди. Он прятал спиртное не так тщательно, как Холмс, но все же не держал его открыто. — Отец Патриции прислал нам целый ящик на Рождество. Он всегда посылает нам все загодя, с учетом расстояния. — Билли сломал печать и откупорил бутылку. — Это «Финь-шампань» 1928 года. Не будем ждать Рождества. — Разделяю ваше нетерпение, — заявил Холмс, протягивая руку к рюмке. Он понюхал бренди и попробовал его. — Это определенно коньяк для пожилых, мой мальчик. Не знаю, созрел ли ты для него. — Рискну, — произнес Билли, сел и отпил маленький глоточек. — Что ж, теперь, когда вы открыли нам путь к погибели, направив этого цветного джентльмена руководить полицией… — Ну, ну, ну! Для города это достойный шаг, и вы сами прекрасно это знаете. Холмс отпил бренди. — Полагаю, что да, но я знаю, к чему это ведет, и боюсь. — Но ведь бояться нечего. — Наверное, я боюсь перемен. Никогда не предполагал, что буду их бояться, тем более, таких, над которыми я властен. И это меня тревожит. Тревожит то, что, хотя контроль осуществляем мы, происходящее начинает само контролировать нас и подчинять нас себе. Впервые в жизни у меня появилось ощущение, что я должен бежать, чтобы угнаться за временем. Билли поглядел в рюмку и понял, что логика Холмсу не поможет. Затронуто оказалось нечто фундаментальное. — Вы поступаете правильно, — наконец проговорил он. — Правильно, как я полагаю, при данных обстоятельствах. Думаю, что это лучшее, что следует делать, когда бежишь, чтобы поспеть за ходом событий. — Холмс глубоко вздохнул. — Ну, и как обстоят дела с Белым Домом? — Дел-то не очень много, — ответил Билли. — Только крупные денежные поступления. Да еще весьма необычным порядком: Ну, а если этим пренебречь, то дела сводятся к одному визиту президентского помощника, Дэвида Кэсса, и собственноручному письму Кеннеди, тоже одному. Но все равно меня не покидает ощущение, будто заварилась какая-то каша. — Не исключено, — довольно мрачно проговорил Холмс. — А все эта кампания в прессе: «Линдона на помойку!» Кто знает, а, может быть, так и надо… — Видите ли, если бы он спросил у меня совета — но это вовсе не значит, что он его спросит, — я бы сказал: «Его стоит оставить». |
