Но даже сквозь них Тиган уловил грохот музыки и гудение телевизора. Воин провел рукой по запорошенным снегом влажным волосам и прошел глубже во двор.
«Выбрось ее из головы и иди своей дорогой».
Самое верное решение! Оставить женщину, пусть и красивую, но с разбитым сердцем и ищущую смерти, и убраться прочь.
«Но…»
Тиган осторожно подошел к окну и нахмурился. Кроме музыки и работающего телевизора, он не слышал в квартире никаких звуков, но было нечто, что мгновенно его насторожило.
Он почувствовал запах крови. Крови Элизы. Тонкий и сладкий аромат вереска и розы. У нее текла кровь, возможно слабо, но сквозь кирпичную стену и панели трехдюймовой толщины трудно было определить точно.
Усилием воли Тиган открыл задвижку на окне — во второй раз за ночь он незаконным образом вторгается в ее жилище — и поднял тяжелую раму. Роллет не было, воин легко убрал звукоизоляционную панель и заглянул внутрь.
Свет был выключен, но в темноте его зрение только обострялось. Элиза находилась в комнате, лежала на футоне, поджав под себя колени и обхватив голову руками, словно защищаясь от чего-то. На ней был все тот же махровый халат, в котором Тиган видел ее несколько часов назад. Короткие белокурые волосы торчали в разные стороны.
Элиза даже не пошевелилась, когда Тиган через окно проник в ее квартиру: шум в квартире стоял оглушительный, к тому же воин старался двигаться неслышно. Он мысленным приказом убавил звук работницей аппаратуры, и в этот момент Элиза в полусне резко села, на ее лице отразилась паника.
Все хорошо, Элиза. Все хорошо.
Казалось, она его не слышит, ее лавандового цвета глаза были широко раскрыты, но взгляд оставался рассеянным. Элиза застонала, словно от боли, и неловко сползла с футона, судорожно шаря по полу в поисках пульта. Наконец нащупав его, она принялась лихорадочно нажимать на кнопки:
— Да включайся же ты, наконец! Ну же, черт возьми!
— Элиза… — Тиган подошел и присел с ней рядом. Сильнее запахло кровью. Он поднял ее лицо за подбородок и увидел, что у нее из носа течет кровь. На белом махровом халате алели пятнышки крови — совсем свежие и немного подсохшие. — Господи, Элиза…
— Включи звук! — закричала она. Ее блуждающий взгляд остановился на открытом окне. — О боже, кто трогал панель? Кто это сделал?
Элиза вскочила на ноги и побежала к окну, резко опустила раму и попыталась поставить на место панель.
— Элиза!
Она не реагировала, ее хрупкое тело сотрясала нервная дрожь. Со стоном Элиза сжала виски руками и медленно сползла на пол, словно ноги ее внезапно ослабели. Судорожно обхватив колени руками, она принялась раскачиваться взад и вперед.
— Ну, прекратись же, пожалуйста, прекратись, — в отчаянии бормотала она.
Осторожно, стараясь лишний раз ее не беспокоить, Тиган подошел ближе. Чертыхнувшись, он присел на корточки и положил руку ей на спину, расставив пальцы, настраиваясь на ее состояние. Его словно током ударило.
Он почувствовал терзающую Элизу мигрень, почувствовал тяжелые удары ее сердца, так, словно это билось его собственное сердце. Во рту появился горьковатый привкус, челюсть заныла — Тиган ощущал, как сильно она сжимала зубы, сражаясь с мучительной болью.
И еще он услышал голоса.
Неприятные, злобные, отравляющие, они звенели в воздухе, не слышные никому, кроме чувствительной Подруги по Крови, скорчившейся на полу. Через Элизу Тиган слышал, как ссорились, желая уничтожить друг друга, соседи за стеной. В квартире напротив отец вожделел собственную дочь. Этажом выше наркоманка всаживала себе в вены месячное пособие на ребенка, а голодный младенец лежал, никому не нужный, в соседней комнате. |