ДАША
Когда я вернулась домой, проводив Даника, мама не спала.
— Тебе плохо? — спросила мама.
— Плохо, — сказала я. — И мне не хочется говорить.
— Ложись, — сказала мама.
И я легла не раздеваясь. И долго смотрела на гвоздь на стене, на котором висела дедушкина картина. И думала, что, наверное, не надо было дарить картину, потому что я на ней слишком красивая, а в жизни я хуже. Даник будет представлять меня такой, как я на картине, а потом увидит, какая я есть, и разлюбит. А приедет он через много-много дней, и я буду совсем-совсем другой. Я долго думала про это, может час, а может два, а потом не выдержала и окликнула маму и рассказала ей про это.
— Глупенькая, — сказала мама, — ты будешь еще красивее.
— Откуда ты знаешь? — спросила я.
— Я все знаю, — ответила мама, — и что было, и что будет!
— Как цыганка? — спросила я.
— Как мама, — сказала мама.
— Тогда скажи, Даник напишет мне или нет? — попросила я.
— Напишет, — сказала мама.
И я стала ждать письма. Каждый день, приходя из школы, я прежде всего смотрела почту. Но письма из Америки не было. И так прошло два месяца. А потом папа пришел раньше времени с работы и сказал, что облздрав их с мамой переводит в Гомельскую область, в Калинковичи.
— Им кажется, что здесь мы набрали не все рентгены и нам решили их добавить, — сказал папа, — так что опять в путь-дорогу!
— А как меня найдет Даник? — испуганно спросила я.
— Если судьба, то найдет, — сказал папа. — А если нет, то на нет и суда нет. Такие вот пироги, евробелка!
Евробелкой меня зовет папа: когда мне было пять лет, я как-то в детсаде узнала, что у меня папа еврей, а мама — белоруска. А кто я, мне не сказали. Я пришла домой и спросила у мамы:
— А кто я?
— Спроси у папы, я в таких сложных вопросах не разбираюсь, — сказала мама.
А папа выслушал меня, подумал и сказал:
— Тыевробелка.
— Почему? — спросила я.
— Потому что у тебя папа еврей, это значит евро, а мама белоруска — это значит белка, вот и получилось евробелка! — объяснил папа. — Довольна?
— Довольна, — сказала я.
А потом я про это спросила у бабушки Розы. И бабушка сказала:
— Если по-еврейским законам, то национальность по маме, и ты — белоруска, а если по-белорусским законам, то по папе, и ты — еврейка. Так что, кем хочешь, тем и будь!
А дедушка Адам объяснил все по-другому:
— Все люди от Адама и Евы. Так что ты Адамова внучка!
— Твоя? — уточнила я.
— И моя, — согласился дедушка.
Так меня дома и зовут: то евробелка, то Адамова внучка.
Я как-то про это рассказала Данику, и он сказал, что будет меня звать просто белкой. И покупать мне орешки, которые я очень люблю. Если бы он знал, в какое колесо попала его белка?
В последнюю неделю перед отъездом из Краснополья я, каждое утро просыпаясь, колдовала, как маленькая девочка:
— Пожалуйста, пожалуйста, пусть сегодня будет письмо от Даника!
Но письмо не пришло... И мы уехали.
Из Калинковичей я послала письмо на краснопольскую почту и очень просила переслать мне письмо, если прибудет на мой старый адрес. Но никто мне не ответил. Значит, не твоя судьба, как сказал папа. А какая моя судьба?
А моя судьба оказалась совсем-совсем нехорошей. Через несколько месяцев после переезда в Калинковичи неожиданно умерла мама. Пришла с работы, прилегла отдохнуть и не встала. И осталась я с папой. |