Может быть, Алиса просто опоздала? Может быть, Эмиль не дал ей уйти? Может быть, она еще вот-вот прибежит?
Он смотрел, как люди выходят из такси, останавливающихся в нескольких метрах от него. И все смотрели на него, потому что он похож был на полицейского, который за кем-то следит.
Шесть часов. Небо становилось все светлей. Автобусы мчались по улицам, и у него не было сил уйти. Он делал шаг-другой, спускался на несколько ступенек, опять поднимался.
"А вдруг она не достала такси?” И он принимался высчитывать, сколько требуется времени, чтобы добраться сюда на трамвае из Вильжюифа.
Нетерпение спустилось с груди и желудка к мочевому пузырю, и ему пришлось на время уединиться, а потом обегать весь вокзал - ведь Алиса за это время могла прийти.
В половине седьмого в Париже погасили все фонари. Рассвело. Ветер мчал обрывки бумаги по пустым тротуарам, на которых подсыхали лужи.
Мсье Гир вошел в бар. Он выбрал самый маленький, обшарпанный, со стенами, облицованными фаянсовыми плитками. Опершись локтем о стойку, выпил кофе, попытался съесть рогалик, но оставил его, едва надкусив. Собираясь выйти, заметил двух мужчин, стоявших на краю тротуара. Пройдя сотню метров, обернулся и увидел, что оба идут за ним.
Он шел быстро, сам не зная зачем; встречные оборачивались на него. Это было головокружительное, паническое бегство. Он нырнул в первый попавшийся на пути спуск в метро, и оба преследователя вошли туда за ним.
Письмо было отправлено. В полдень оно придет к адресату. Раз Алиса не пришла, она, должно быть, разносит бутылки молока, ставит их под дверями квартир. По утрам она ходит в сабо, но оставляет их под лестницей, чтобы не стучать, и поднимается по лестнице в носках из зеленой шерсти. Она еще не умывалась. К восьми она вернется к себе, после того как подаст хозяевам завтрак, и тогда уж приведет себя в порядок. Но днем ее и не разглядишь через грязные стекла, ведь во дворе всегда полутемно.
Поезд останавливался, потом шел дальше. Мсье Гир забывал поглядеть, какие станции он проезжает. Однако на Порт д'Итали он по привычке вышел.
Пока он был под землей, в Париже возродилась дневная жизнь. Грузовики и легковушки тянулись друг за другом бесконечными вереницами навстречу городу, из трамваев выгружались толпы рабочих и служащих, в особенности рабочих, так как служащие едут на работу несколько позже.
Что ему теперь делать? Алиса не пришла! Он даже не задавался вопросом, любит она его или нет. Такой вопрос никогда у него не возникал. Вопрос был только один - будет ли она с ним. И он показал ей восемьдесят тысяч франков. Это не было цинизмом. Это было смирением со своей участью. А она все-таки не пришла, несмотря на казначейские билеты, и теперь он уж вовсе ничего не понимал, почва уходила из-под ног, и он, сам не зная почему, все вспоминал ту девчонку в полосатом красно-синем джемпере, которая смотрела на него так недоверчиво, а потом даже злобно. Но почему?
Он ждал трамвая, идущего в Вильжюиф, и все время видел двух своих преследователей. Он уже не чувствовал прежнего нетерпения, его охватила печаль, горячая и тайная, как слезы. Некогда в этот самый час он развешивал на металлические плечики готовое платье и зазывал прохожих, а в тюрьме, где встают спозаранку, это уже был час прогулки по двору, где арестанты молча брели друг за другом, прислушиваясь к гулу Парижа, зарождавшемуся в это время за стеной.
Плечи его пальто, пропитавшиеся водой, все не просыхали, и он совсем замерз. Подошел трамвай, пустой, как всегда бывают пусты ранним утром трамваи, идущие в предместье. Кондуктор узнал мсье Гира, потом взглянул на тех двоих, что уселись чуть подальше. |