— Уходи, ведьма, — сказала женщина, буравя Стасю взглядом. — Это не твоя война.

— А чья?

— Тех, кто дал слово и не сдержал его.

— Плохо, — Стася гладила Беса и думала, что уйти-то следует, что эта вот, да и вторая, они медлить не станут. И клинки у них, и плети, и еще какая-то дрянь, которая ощущалась этаким клубком тьмы.

Женщина склонила голову.

— Моя госпожа не желает лишних жертв.

— Думаете?

— Она возьмет лишь то, что принадлежит по праву ей и детям её.

— А государыню…

— Она лишняя.

— И царевичи?

— Не все, — поморщилась охотница. — Но так должно. Уходи, ведьма.

— Извините, — Стася поднялась. — Я не могу. Так уж получилось… я против крови.

— Что ж, — гостья удивленной не выглядела.

И вскинула руку.

Стася и руку эту видела, тонкую да гибкую, словно лоза, и пальцы, что раскрылись, выпуская черноту. И…

— Спасибо, — она раскрыла ладони, выставив их, будто бы уперлись они в незримую стену. — Но нет… обойдусь.

И чернота разбилась, потекла по этой стене.

Деготь?

Похоже.

Прежде чем Стася сумела сообразить, на что, собственно говоря, оно похоже, в стену полетел нож, брошенный второй девицей, что выступила из тени, но отражением первой быть не перестала. Разве что к разговорам она вовсе предрасположена не было.

Клинок…

Увяз в стене.

— Ведьма, — сказали обе охотницы как-то вот… неодобрительно. А Стася плечами пожала: мол, и вправду ведьма. Но что уж тут поделаешь.

Не повезло.

— Госпожа все одно сильнее…

— Уррм, — заворчал Бес, прижимаясь к полу.

Стена выдержала и удар хлыста, который, кажется был зачарован, если выбил искры. Странно это все. Но Стася старалась не думать о странностях, сосредоточившись на этой вот созданной стене, которая, может, и являлась плодом её, Стасиного, воображения, но зато работающим.

А значит…

— Отдай, — девица зашипела и выгнула спину.

Неестественно так выгнула, будто в спине этой костей вовсе не было. Руки её удлинились, шея… шея тоже удлилинась, а вот голова осталась прежней.

— Мерзость какая, — сказала Стася Бесу, и тот заурчал, соглашаясь, что мерзость и есть, а после прыжком вскочил на колени спящей царицы и, безо всякого пиетета впился зубами в руку.

И тут же перекатился, полоснул когтями по морде Зверя, и его пробуждая. Зверь взвыл. Царица охнула.

Села.

Оглянулась и… к чести её сразу сообразила, что происходит что-то не то.

Вскакивать не стала, но лишь пальцами щелкнула, и в тварь полетели огненные шары, от которых та, впрочем, увернулась с изрядной ловкостью. Конечности существа удлинились, локти и колени вывернулись в обратную сторону, а на пальцах появились весьма острого вида когти.

— Уррм-ряу! — воинственно возопил Бес, который к этаким метаморфозам привычен не был.

— Мряу, — передразнила его тварь и меленько захихикала. — Мои будете… все мои будете… сладенькие, тепленькие… уж я-то кровушки напьюсь… пойдут клочки да по закоулочкам.

Зверь вскочил и рев его, отраженный стенами залы, заставил эти стены задрожать. Впрочем, тварь не испугалась. Голос её становился то выше и громче, отчего стеклышки в окнах дребезжать начинали, то падал почти до шепота.